Й¬а¦°йї - Лоренцо Валла. Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина: Стр. 6

19 April 2024

[Главная] [Поиск] [Форум] [Ссылки] [Линкотека] [Библиотека]

Авторы

А.Т.Фоменко и Г.В.Носовский

Книги

Другие материалы

Друзья
Художник В.Бигдай. Авторский сайт

Счетчики

Исправим ошибки!

Спонсор страницы

Лоренцо Валла. Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина

Список статей
Лоренцо Валла. Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина
Стр. 2
Стр. 3
Стр. 4
Стр. 5
Стр. 6
Стр. 7

Стр. 6 из 7

идолов. Поступая более честно, они отвергают то, что

христиане утверждают. У язычников имеются сказания лишь об очень немногих чудесах, и сказания эти повторяются не из доверия к их авторам, а из некоего как бы священного и религиозного уважения к древности. У христиан же повествуется о каких-то новейших чудесах, о которых и не ведали люди тех времен.

Я не хочу умерить восхищения святыми, я не отрицаю их божественных деяний, ибо я знаю, что даже «вера с горчичное зерно» способна горы сдвинуть с места ²⁰⁴. Наоборот, я защищаю и оберегаю это, я не позволяю, чтобы это смешивали с небылицами. Я убежден в том, что эти писаки являются либо язычниками, поступающими так в надежде, что христиане будут посрамлены, если эти вымыслы с помощью людей коварных попадут в руки невежд и будут признаны истинными, либо христианами, но такими, у которых хотя и есть рвение послужить богу, но нет знаний для этого, христианами, которые не страшатся писать гнусные измышления и псевдоевангелия не только о деяниях святых, но и о матери божьей и даже о Христе. И верховный первосвященник называет эти книги апокрифическими, как будто нет никакого зла в том, что автор их неизвестен, как будто то, что в них повествуется, заслуживает доверия, является священным и способствует укреплению веры. Но тот, кто одобряет зло, виноват не меньше, чем тот, кто это зло выдумал. Поддельные монеты мы обнаруживаем, отделяем и выбрасываем, а поддельное учение мы не будем обнаруживать, мы оставим его себе, мы смешаем его с истинным и будем защищать его как истинное учение?

Выскажу свое мнение откровенно: я не считаю «Деяния Сильвестра» апокрифическим сочинением, ибо, как я уже говорил, их автором называют некоего Евсевия, но я считаю, что это сочинение является лживым и не заслуживает того, чтобы его читали, и это относится как к остальным его частям, так и к тем, где говорится о драконе, о быке ²⁰⁵, где сообщается история о проказе, для опровержения которой я привел столько доводов. Если Нееман был прокаженным, то это еще не дает нам основания говорить, что и Константин был прокаженным О Неемане сообщают многие авторы, а о Константине, владыке целого мира, даже из его подданных никто не

201

написал, что он был болен проказой. Об этом пишет только какой-то чужеземец, заслуживающий доверия в такой же мере, как тот, кто писал об осах, гнездящихся в ноздрях Веспасиана, и о жабе, рожденной Нероном ²⁰⁵, откуда, как говорят, местность получила название Латеранской, ибо там жаба (rana) скрыта (latere) в своей могиле. Этого не сказали бы даже сами осы и жабы, если бы умели говорить. Разве что отнести все это на счет Капитолийских богов, будто те имели обыкновение говорить и будто они приказали, чтобы так было.

Но следует ли удивляться тому, что первосвященники этого не понимают, ведь они не имеют понятия и о своем собственном имени. Они говорят, что Петр называется Кефас потому, что он был главою апостолов; как будто это слово связано с греческим κεφαλή (голова). На самом же деле это еврейское или, вернее, сирийское слово, которое греки пишут κηφάς и которое переводят как камень (petrus), а не как «голова»²¹⁷, ибо petrus и petra — это слова греческие; глупо поступают те, которые объясняют слово petra, исходя из латинского языка, как pede trita (задетая ногой). Они отличают «митрополита» от «архиепископа» и выводят первое слово из выражения «размер города»²⁰⁸, тогда как по-гречески говорят не μετροπολις, а μητροπολις, то есть город-мать, или большой город. «Патриарх» они объясняют, как pater patrum (отец отцов); «пала» они возводят к восклицанию «раре»; слово «ортодоксальный» они объясняют, исходя из слов «истинная слава»²⁰⁹. Они произносят Simonem с кратким средним слогом, тогда как это слово следует читать с долгим средним слогом, как Platonem и Catonem. Я опускаю много подобных примеров, чтобы не показалось, будто вину некоторых пап я хочу возложить на всех верховных первосвященников. Я рассказал все это с той целью, чтобы никто не удивлялся тому, что многие папы не могли заметить подложности «Константинова дара». Впрочем, я считаю, что зтот вымысел обязан своим происхождением одному из них.

Но вы говорите: «Почему же сами императоры, потерпевшие из-за этого ущерб, не отрицают "Константинова дара", почему они признают, подтверждают и отстаивают его?» Основательный довод! Замечательная защита! О каком императоре ты говоришь? Если о гре-

202

ческом, который был истинным императором, то я не согласен с тем, будто он признавал этот дар; если о латинском, то я охотно соглашусь с тем, что он признавал его. Ибо кому не известно, что латинского императора создал по своей доброй воле верховный первосвященник, вероятно, Стефан, ограбивший греческого императора за то, что тот не оказал помощи Италии, и создавший латинского императора²¹⁰. Таким образом, император получил от папы больше, чем папа от императора. Вот уж поистине Ахилл и Патрокл²¹² одни поделили между собой на каких-то условиях троянские богатства! Об этом, как мне кажется, говорят также слова Людовика: «Я, Людовик, римский император, Август, устанавливаю и этим скрепленным нами договором тебе, блаженному Петру, главе апостолов и через тебя твоему наместнику господину Пасхалию, верховному первосвященнику, и преемникам его навеки вверяю владения, которые вы имели от наших предшественников вплоть до настоящего времени в своей власти и в своем подчинении, а именно: Рим с его герцогством, со всеми окрестностями и деревнями, с горными местностями, с морским побережьем и с гаванями, а также со всеми городами, крепостями, укреплениями и деревнями в областях Тосканы»²¹².

Значит, ты, Людовик, заключаешь договор с Пасхалием? Если все это принадлежит тебе, то есть Римской империи, то почему ты отдаешь это другому? Если это принадлежит ему и он владеет этим, то зачем понадобилось твое подтверждение? Сколь мало останется у тебя от Римской империи, если ты потеряешь столицу империи? Ведь римский император называется так по городу Риму. Ну, а остальное, чем владеешь ты, твое это или Пасхалия? Я думаю, что ты назовешь это своим. Значит, дар Константина не имеет никакой силы, если ты владеешь тем, что Константин даровал первосвященнику. Если же дар этот имеет силу, то по какому праву Пасхалий отдает тебе обратно все прочее, оставляя за собой лишь то, чем он владеет? Что означает эта необычайная щедрость, твоя ли по отношению к нему, его ли по отношению к тебе; что означает эта щедрость за счет Римской империи? Итак, ты с полным основанием называешь это «договором», то есть как бы сговором.

203

«Но что мне делать? — скажешь ты.— Силой оружия отобрать то, чем папа владеет? Но он уже стал более могущественным, чем я. Потребовать на основании своего права? Но правом я обладаю лишь в такой мере, в какой он этого пожелал. Ибо я получил империю не по наследству, а по договору; если я желаю быть императором, я должен, со своей стороны, обещать папе то или иное возмещение. Заявить, что Константин ничего не отдавал от своей империи? Но в этом случае я защищал бы интересы греческого императора и вовсе лишил бы себя императорского звания. Ибо папа говорит, что делает меня императором только на том условии, чтобы я был как бы его наместником; и если я не пообещаю, то он не сделает меня императором, и если я не буду повиноваться, то он лишит меня престола. Пусть только он даст мне престол, и я соглашусь со всем, пойду на все условия. Поверь мне, что если бы я владел Римом и Тосканой, я не стал бы делать того, что делаю теперь, и тщетно Пасхалий пел бы мне свою песенку о „даре", в подлинность которого я не верю. Теперь же я отдаю то, чем я не владею и чем не надеюсь овладеть. А ставить под сомнение право папы — это уж не мое дело, а дело константинопольского Августа».

В моих глазах ты невиновен, Людовик, как невиновен и любой другой государь, подобный тебе. Чего только не подумаешь о соглашениях других императоров с верховными первосвященниками, если знаешь, что сделал Сигизмунд, государь вообще-то превосходнейший и могущественнейший, но с годами утративший свою былую силу? Мы видели его в Италии, окруженного немногочисленными телохранителями, мы видели, как он перебивался изо дня в день в Риме²¹³; и он погиб бы там от голода, если бы его не поддерживал Евгений ²¹⁴ (впрочем, Евгений делал это не бескорыстно, ведь ему удалось вырвать дар у Сигизмунда)! Когда Сигизмунд прибыл в Рим, чтобы короноваться римским императором, папа дал свое согласие короновать его только на том условии, чтобы он признал «Константинов дар» и вновь подарил все то же самое. Что может быть более противоречивым короноваться римским императором, отказавшись от самого Рима; принять корону от того человека, которого признаешь и, насколько это в твоих силах, делаешь владыкой Римской империи; подтверж-

204

дать дар, который, окажись он истинным, не оставляет императору от империи ничего! Я думаю, этого не сделали бы и дети. Что же тут удивительного, если папа присваивает себе право короновать цезаря — право, которое должно было бы принадлежать римскому народу.

Если ты, папа, можешь лишить греческого императора Италии и западных провинций, если ты создаешь латинского императора, то почему ты заключаешь соглашения, почему подвергаешь разделу владения цезаря, почему присваиваешь империю себе?

Пусть же знает тот, кто называется императором римлян (кто бы он ни был), что, по моему мнению, он не является ни августом, ни цезарем, ни императором, если он не владеет Римом; а если он даже не стремится вновь обрести город Рим, то он просто клятвопреступник. Ибо те прежние цезари, первым из которых был Константин, приводились не к той присяге, которую приносят цезари теперь; прежние цезари клялись в том, что они не уменьшат Римской империи и, насколько это в человеческих силах, будут ревностно ее расширять.

Но августы были названы так не потому что они должны были увеличивать (augere) империю, как полагают некоторые люди, плохо знающие латинский язык²¹⁵. «Август» означает как бы «священный», и название это произошло от «испытания птиц» (avium gustus) ²¹⁶, которое производилось во время ауспиций²¹⁷. Об этом же свидетельствует греческий язык, в котором augustus переводится как σεβαστός (священный), откуда произошло название Себастеи²¹⁸. Было бы уж правильнее, если бы августом от augere (увеличивать) назывался верховный первосвященник, только вот увеличивает он лишь мирское, а духовное-то он уменьшает. Совершенно очевидно, что худшие из римских первосвященников с наибольшим рвением защищали «Константинов дар». Взять хотя бы Бонифация VIII, который обманул Целестина с помощью труб, вставленных в стену²¹⁹. Этот и о «Константиновом даре» писал и короля Франции лишил его владений²²⁰. Будто бы, отстаивая «Константинов дар», Бонифаций объявил, что франкское королевство было подчинено Римской церкви и принадлежит ей; но преемники его, Бенедикт и Клемент²²¹, сразу же отказались от этого притязания, как от несправедливого и нечестивого.

205

Что, однако, означает это ваше беспокойство, римские понтифики? Почему вы от каждого императора требуете подтверждения «Константинова дара»? Уж не сомневаетесь ли вы в своем праве? Решетом вы воду черпаете²²², как говорится. Ибо дара этого никогда не было, а чего нет, того и подтвердить нельзя; и что бы цезари ни отдавали, они делают это, введенные в заблуждение мнимым примером Константина, и отдать империю они не могут.

Ладно же, допустим, что Константин принес дар и Сильвестр некогда владел им, а позднее либо у самого Сильвестра, либо у какого-то другого первосвященника эти владения были отняты. (Я говорю сейчас о том, чем папа не владеет; позднее скажу о том, чем он владеет). Могу ли я пойти на большую уступку? (Ведь я признаю совершившимся то, чего не происходило и не могло произойти). И все же я заявляю, что ни по божескому, ни по человеческому праву вы не можете требовать этих владений назад. В старом законе запрещалось, чтобы еврей служил еврею больше шести лет²²³, и каждый пятидесятый год всякое имущество возвращалось к своему прежнему хозяину²²⁴. Неужели теперь, во времена благодати, христианин будет находиться в вечном рабстве у наместника Христа — Христа, выкупившего нас из нашего рабства. Да что я говорю! Неужели он будет вновь обращен в рабство после того, как стал свободным и долгое время пользовался свободой?

Умолчу о том, сколь жестоким, сколь свирепым, сколь варварским часто бывает господство священников. Если раньше это не было известно, то недавно мы узнали об этом благодаря уроду и чудовищу Иоанну Вителлески²²⁵, кардиналу и патриарху, обагрившему кровью христиан меч Петра, которым апостол отрубил ухо у Малха²²⁶; от этого меча погиб и сам Иоанн. Народам Израиля по причине чрезмерной тяжести поборов было позволено отложиться от дома Дэвида и Соломона, которых помазали пророки, посланные богом; и бог одобрил действия этих народов. Неужели нам не будет позволено по причине столь великой тирании отложиться от этих людей, которые к тому же не являются царями, да и не могут ими быть, которые из пастырей овец, то есть из пастырей душ, превратились в воров и разбойников?

206

Обратимся к человеческому праву. Кто не знает, что не существует права, порожденного войной. Если о каком-то праве и может идти речь, то оно имеет сил; лишь до тех пор, пока ты владеешь тем, что приобрел на войне. Если же ты утратил владения, то ты утратил и право на них. Поэтому никто не подает в суд на бежавших военнопленных. Никто не предъявляет претензий на военную добычу, которой вновь завладели ее прежние хозяева. Если пчелы или какие-либо другие крылатые улетели далеко от моих владений и поселились где-то в другом месте, то я не могу на них притязать. А ты притязаешь на людей, которые являются не только свободными существами, но становятся владыками других, если обретают свободу силою оружия; и ты стремишься вернуть их себе не силою оружия, а на основе права, как будто ты человек, а они овцы.

Ты не можешь сказать: «Римляне поступали справедливо, совершая нападения на другие народы и лишая их свободы». Не втягивай меня в опор на эту тему, чтобы я не был вынужден говорить что-либо против моих римлян. Как бы то ни было, ни одно преступление не могло быть столь тяжким, чтобы за него народы заслуживали вечного рабства; кроме того, очень часто они вели войны по вине своего государя или по вине какого-нибудь значительного гражданина в государстве, и рабство было незаслуженным наказанием для побежденных. Примеры этому имеются повсюду.

Закон природы не допускает того, чтобы один народ порабощал себе другой народ. Мы можем советовать другим или убеждать других, но мы не имеем права повелевать другими и силой навязывать другим свою волю, если мы не хотим отказаться от человечности и уподобиться диким зверям, обладающим кровавой властью над более слабыми существами, как лев над четвероногими, орел над птицами, дельфин над рыбами²²⁷. Но и эти звери присваивают себе власть не над подобными себе, а над низшим!!. Сколь более обязательным является это для нас! Человек должен быть святыней для человека, ибо, как говорит Марк Фабий, нет на земле столь свирепого зверя, для которого не было бы священным свое подобие ²²⁸.

Войны начинаются обычно по четырем причинам: или из желания отомстить за обиду и защитить дру-

207

зей, или из боязни потерпеть ущерб позднее, если другие будут беспрепятственно наращивать свои силы, или в надежде «а добычу, или из стремления к славе; первая причина вполне уважительна, вторая уже в меньшей мере, две последних отнюдь не уважительны. На римлян нападения совершались неоднократно, но после того, как римляне отстояли себя, они сами начали совершать нападения на своих прежних противников и на другие народы. Ни один народ не подчинился власти римлян иначе, как будучи побежденным и покоренным в войне; было ли это справедливо и какова была причина войн — пусть судят они сами. Я не хотел бы осуждать римлян, говоря, что они совершали нападения несправедливо, и не хотел бы оправдывать их, утверждая, что они действовали справедливо; скажу только, что римляне совершали нападения на других по тем же причинам, что и остальные народы и цари, а те народы, которые подвергались нападению и терпели поражение в войне, имели такое же право отложиться от римлян, как и от других повелителей. Ведь в противном случае всю власть (а с этим не согласится никто) следовало бы передать тем древнейшим народам, которые были первыми повелителями, то есть тем, которые первыми начали захватывать чужое.

И все же у римского народа гораздо больше прав по отношению к народностям, побежденным на войне, чем у цезарей, уничтоживших республику. Поэтому, если племена имели право отложиться от Константина и даже, что гораздо важнее, от римского народа, то они, конечно, имеют право отложиться и от того, кому Константин передал свое право Скажу смелее если римляне были вправе или изгнать Константина, как Тарквиния, или убить его, как Юлия Цезаря, то в гораздо большей мере римляне или жители провинций вправе убить того, кто каким-то образом занял место Константина.

Хотя это и правда, но это выходит за пределы моей темы и поэтому я сдержу себя ²²⁹. Пусть из того, что я сказал, не делают никаких иных выводов, кроме одного, нелепо ссылаться на словесное право там, где сила принадлежит оружию; ибо то, что оружием приобретено, может быть и отнято оружием.

Все это становится еще более очевидным, если вспомнить, что другие, новые племена (как мы слышали о го-

208

тax), которые никогда не были под властью Рима, захватили Италию и многие провинции, изгнав оттуда прежних жителей. Справедливо ли возвращать эти народы к рабству, в котором они никогда не были? Справедливо ли делать победителей рабами, да к тому же рабами тех, которые, быть может, являются побежденными? А если в то время некоторые города и народы, покинутые императором перед нашествием варваров (а мы знаем, что так оно и произошло) были вынуждены избрать себе царя, под предводительством которого они одержали победу, то неужели позднее они должны были лишить его власти? Неужели только для того, чтобы вновь стать подданными римского государя, они должны были лишить власти его сыновей, снискавших себе народную любовь как благодаря заслугам отца, так и благодаря собственной доблести, а народ ведь постоянно нуждался в их поддержке, ведь ни от кого другого он не мог ожидать помощи? Если бы сам Цезарь, вновь оживший, или Константин, или даже сенат и народ римский позвали бы эти народы на общее судилище, каким был в Греции суд амфиктионов²³⁰, то сразу же на первом судебном заседании истцу было бы отказано в его требовании возвратить к рабству и неволе людей, им же самим некогда покинутых на произвол судьбы, людей, долгое время находившихся под властью другого государя, людей, которые никогда не были подчинены царю-чужеземцу, наконец, людей, рожденных для свободы и призванных к свободе самой мощью своего духа и своего тела. Итак, совершенно ясно, что если Цезарю, если народу римскому отказано в их требовании, то гораздо решительнее будет отказано в нем папе! И если другим народам, находившимся под властью Рима, позволено или выбрать себе царя, или сохранить республику, то в еще большей мере позволено это народу римскому, особенно перед лицом этой новой тирании пап²³¹.

Потерпев поражение со своей защитой «дара» (так как его никогда не было, а если бы он и был, то за давностью он утратил бы свою силу), наши противники прибегают к другому способу защиты; они как бы сдают город и отступают в крепость, которую они вскоре также должны будут сдать из-за недостатка съестных припасов. «Римская церковь,— говорят они,— приобрела право давности на все то, чем она владеет». Почем} же

209

тогда она требует себе того (а эта часть большая), на что она не приобрела права давности и на что приобрели права давности другие? Или ей позволено по отношению к другим то, что не позволено другим по отношению к ней?

Римская церковь приобрела право давности! Почему же тогда она столь часто проявляет заботу о том, чтобы императоры подтвердили ее право? Почему же она похваляется даром цезарей и их подтверждением этого дара? Если достаточно одного этого, то ты совершаешь несправедливость по отношению к этому, говоря о каком-то другом праве. Почему же ты не молчишь о другом праве! Очевидно, потому, что этого недостаточно.

Римская церковь приобрела право давности! Как могла она приобрести право давности там, где ни о каком праве и речи быть не может, где имеется лишь нечестное владение? Если ты не согласен с тем, что это нечестное владение, то уж во всяком случае ты не сможешь отрицать того, что оно основано на глупой вере. Неужели в столь важном и в столь очевидном деле следует извинить незнание закона и незнание факта! А именно, незнание того факта, что Константин не отдавал Рима и провинций (не знать об этом допустимо для частного человека, но не для верховного первосвященника), а также незнание того закона, что все это не могло быть подарено и не могло быть принято (не знать об этом едва ли допустимо для христианина). Так неужели глупое легковерие дает тебе право на то, что никогда бы не было твоим, если бы ты был умнее? Ну хорошо! А теперь, по крайней мере, когда я показал, что ты владел всем этим по невежеству и глупости, неужели теперь ты не утратишь этого права, пусть даже прежде оно и было у тебя? Неужели знание в благой час не отнимет у тебя того, что в недобрый час принесло тебе незнание? Неужели имущество не возвратится от незаконного владельца к законному и, быть может, еще с платой за пользование? А если ты все еще продолжаешь владеть этим, то незнание превращается в обман и коварство, а ты уже, безусловно, становишься нечестным владельцем.

Римская церковь приобрела право давности! О невежды, не имеющие понятия о божеском праве! Годы, сколько бы их ни прошло, не могут уничтожить истин-

210

кого права. Представим себе, что я был взят в плен варварами и сочтен погибшим; неужели, вернувшись на родину после ста лет плена, я буду лишен права на отцовское наследство? Что может быть бесчеловечнее этого? Приведу другой пример. Разве Иеффай, вождь Израиля, когда сыновья Аммона потребовали себе землю от границ Арнона вплоть до Иавока и Иордана, сказал им в ответ: «Израиль приобрел право давности на эту землю, владея ею уже в течение трехсот лет»? ²³² Он показал, что земля, которую они требуют себе, никогда не принадлежала им, а была землею амореев. И в доказательство того, что аммониты не имеют отношения к этой земле, он сослался на тот факт, что в течение стольких лет они никогда не требовали ее назад.

Римская церковь приобрела право давности! Молчи, нечестивый язык! Право давности, которое возникает по отношению к вещам бессловесным и неразумным, ты переносишь на человека. Но чем дольше владеют человеком как рабом, тем более гнусным становится это владение. Птицы и звери не признают над собой права давности. Сколь бы долго они ни находились у своего владельца, они уходят от него, когда им захочется и когда представится случай. А человеку, которым владеет другой человек, не позволено будет уйти?

Послушай теперь о том, в чем проявляется уже не столько невежество, сколько подлость и коварство римских первосвященников, избравших себе судьей не закон, а войну (я полагаю, что нечто подобное совершали и первые первосвященники, захватившие Рим и другие города). Незадолго до моего рождения (я призываю в свидетели современников этих событий), благодаря неслыханному коварству, в Риме была установлена папская власть, или, вернее, папская тирания, тогда как до этого Рим долгое время был свободным. Папой был тогда Бонифаций IX²³³, подобный восьмому как по имени, так и по коварству, если только можно называть Бонифациями тех, которые совершают столь гнусные дела²³⁴. Поскольку римляне, уличив Бонифация в вероломстве, выражали друг другу свое возмущение, добрый папа по примеру Тарквиния стал сбивать палкой все те маковые головки, которые были повыше²³⁵. Когда позднее этому попытался подражать его преемник Иннокентий, то он был изгнан из города ²³⁶. Я не хочу

211

говорить о других первосвященниках, которые постоянно держали Рим в своей власти силой оружия; правда, всегда, когда это было возможно, Рим восставал. Так, шесть лет тому назад, когда римляне не могли добиться от Евгения мира и не могли противостоять врагам, осаждавшим город, они сами осадили папский дворец, решив не выпускать оттуда папу прежде, чем он не заключит мир с врагами или не передаст в руки граждан власти над городом. Но папа предпочел, переодевшись в чужое платье и взяв с собой только одного спутника, покинуть город, лишь бы не пойти навстречу законным и справедливым требованиям граждан²³⁷. Кто не знает, что если бы им был дан выбор, то они выбрали бы не рабство, а свободу?

То же самое можно предположить и о других городах, которые папа держит в рабстве, хотя он должен был бы скорее освободить их от рабства²³⁸. Было бы слишком долго .перечислять, скольким городам, захваченным у врагов, римский народ некогда предоставил свободу. Мало этого, Тит Фламиний дал свободу и право пользоваться собственными законами всей Греции, которая прежде была под властью Антиоха ²³⁹. А папа, как мы видим, с редким упорством строит козни против свободы народов. И поэтому народы, со своей стороны, всякий раз, когда представляется возможность, восстают против него (посмотри хотя бы на Болонью) ²⁴⁰. А если иногда народы по своей воле выбирают папское правление, что может случиться только тогда, когда какая-либо опасность угрожает им с другой стороны, то не следует думать, будто они делают это с тем, чтобы превратить себя в рабов, чтобы никогда не иметь возможности сбросить с себя это ярмо, чтобы и потомки их не могли распоряжаться собою, ведь это было бы в высшей мере несправедливым.

«По своей воле пришли мы к тебе, верховный первосвященник, чтобы ты управлял нами; теперь мы по своей воле уходим от тебя, чтобы ты более не управлял нами. Если тебе что-либо от нас причитается, то давай произведем расчет отданного и полученного. Но ты хочешь управлять нами вопреки нашей воле, как будто мы сироты, хотя и тобой мы могли бы, пожалуй, управлять более разумно, чем ты сам. Прибавь сюда несправедливости, которые постоянно совершаются по отноше-

212

нию к нашему государству тобою или твоими магистратами. Бог свидетель, твоя несправедливость вынуждает нас восстать, как некогда Израиль восстал против Ровоама²⁴¹. И какую же несправедливость творил Ровоам? Платить тяжкие подати — сколь малая это доля нашего бедствия. Что следует делать нам, если ты разоряешь наше государство? А ты разорил его. Если ты грабишь храмы? А ты ограбил их. Если ты бесчестишь дев и матерей семейств? А ты обесчестил их. Если ты заливаешь город кровью граждан? А ты сделал это. Неужели мы должны сносить все это? Ты перестал быть отцом для нас. Не лучше ли было бы и нам забыть о сыновнем долге? Наш народ призвал тебя, верховный первосвященник, как отца или, если тебе это больше нравится, как господина, а не как врага и как палача. Но ты не хочешь быть отцом или господином, ты хочешь быть врагом и палачом. Будучи христианами, мы не станем подражать твоей жестокости и твоему вероломству, хотя мы могли бы сделать это по праву обиженных; мы не обнажим мстительный меч над твоей головою, но, свергнув и изгнав тебя, мы изберем себе другого отца или господина. Сыновьям позволено бежать от дурных родителей, которые произвели их на свет, а нам — не позволено бежать от тебя, хотя ты не настоящий отец нам, а лишь приемный и обращаешься ты с нами очень плохо? Ты же заботься о том, что является долгом священника, и не вздумай переселяться на север, чтобы оттуда с оглушительным громом метать сверкающие молнии на наш народ и на другие народы» ²⁴².

Нужно ли мне продолжать свою речь о деле, столь очевидном? Я утверждаю не только то, что Константин не даровал стольких владений и римский первосвященник не мог приобрести на них права давности, а утверждаю также, что если бы и то и другое имело место, тем не менее, всякое право на владение было бы утрачено в результате преступлений, совершенных владельцами, ибо мы видим, что разорение и бедствия всей Италии и многих провинций проистекали из одного этого источника Если источник горек, то горек и ручей; если корень нечист, то нечисты и ветви; если начаток не свят, то не свято и целое ²⁴³. И наоборот, если ручей горек, то следует завалить источник; если ветви нечисты, то порок

213

исходит из корня; если целое не свято, то начатком следует пренебречь. Можем ли мы признать законной самую основу папской власти, если мы видим, что папская власть является причиной столь страшных преступлений, столь громадных и столь разнообразных бедствий?

Поэтому я громко возглашаю, ибо я полагаюсь на бога и не боюсь людей: в наш век на папском престоле не было ни одного честного или разумного правителя. Вместо того, чтобы питать семью бога, они ее пожирали, как пищу, как кусок хлеба. Папа и сам совершает нападения на мирные народы и разжигает вражду между государствами и государями. Папа жаждет чужих богатств и поглощает свои собственные; его можно назвать, как Ахилл назвал Агамемнона Δημοβόρος βασιλεύς, то есть, царь — пожиратель народа ²⁴⁴. Папа обогащается не только за счет государства, чего не осмелились бы сделать ни Веррес, ни Каталина²⁴⁵, ни другие казнокрады; он извлекает доход из церкви и из святого духа, а этим гнушался бы сам Симон-маг²⁴⁶. И когда папе напоминают об этом, когда некоторые порядочные люди упрекают его, он не отрицает, а открыто признает это и хвастливо заявляет, что он вправе любым образом вырывать у похитителей имущество, подаренное церкви Константином. Как будто возвращение этого имущества послужило бы на благо христианской вере; как будто христианская вера не была бы тогда еще более унижена всяческими пороками, излишествами и вожделениями, если только ее можно унизить еще больше, если только осталось еще свободное место для преступления!

Но папа хочет вернуть себе остальные части «дара», и деньги, гнусным образом похищенные у порядочных людей, он тратит еще более гнусным образом; он кормит и поит несметные полчища конных и пеших войск, которые отравляют, существование всем, и делает это тогда, когда в стольких тысячах нищих Христос умирает от голода и холода. И папа не понимает (о, отвратительное преступление), что в то время, как он сам стремится отнять у мирян их имущество, миряне, в свою очередь, или введенные в соблазн гнуснейшим примером, или принужденные необходимостью (пусть даже это и не подлинная необходимость), стремятся отнять то. что принадлежит церковникам. Итак, нигде нет ни веры, ни святости, ни страха божьего, ибо (я содрогаюсь, говоря

214

об этом) нечестивые люди в папе находят оправдание всем своим преступлениям. Ведь папа и его приближенные являют пример всяческих злодеяний, так что вместе с Исайей и Павлом мы можем воскликнуть, обращаясь к папе и его окружению: «Имя божие ради вас хулится у язычников. Уча других, вы не учите самих себя. Проповедуя не красть, крадете; гнушаясь идолов, святотатствуете. Хвалитесь законом и первосвященством, а преступлением закона бесчестите бога — подлинного первосвященника»²⁴⁷.

А если римский народ из-за чрезмерного богатства утратил истинную римскую доблесть, если Соломон по той же причине дошел до идолопоклонства в своей любви к женщинам²⁴⁸, то разве не это же самое, как мы видим, происходит с верховным первосвященником и другими клириками? Неужели после всего этого мы будем считать, что бог позволил бы Сильвестру принять этот дар, порождающий столько грехов? Я не потерплю, чтобы эта несправедливость совершалась по отношению к мужу святейшему; я не позволю, чтобы это оскорбление наносилось превосходнейшему первосвященнику, чтобы о нем говорили, будто он принял империи, царства, провинции — все то, от чего обычно отказываются люди, желающие стать клириками. Немногим владел Сильвестр, немногим владели и остальные святые первосвященники, один вид которых был священным даже для врагов. Ведь один вид Льва устрашил и сломил свирепый дух варварского царя, которого не могла сломить и устрашить мощь Рима ²⁴⁹. Но верховные первосвященники последних времен, утопающие в роскоши и наслаждениях, стремятся, по-видимому, только к тому, чтобы быть настолько же нечестивыми и глупыми, насколько древние папы были мудрыми и святыми, чтобы славу о прекрасных деяниях древних пап затмить своими позорными делами Какой человек, называющий себя христианином, может вынести это со спокойной душой?

Но в этой первой нашей речи я не хочу побуждать государей и народы к тому, чтобы они остановили папу, несущегося в необузданном порыве, чтобы они заставили его вернуться в свои пределы, я хочу только, чтобы они подали ему добрый совет.

Быть может, узнав истину, он по своей воле перейдет из чужого дома в свой собственный и возвратится в га-

215

вань, уйдя от опасных течений и лютых бурь. Если же он откажется сделать это, то тогда мы приступим ко второй речи, которая будет гораздо более грозной. Увижу ли я когда-нибудь (ничего другого не жду я с таким нетерпением, в особенности если это произойдет по моему совету), увижу ли я когда-нибудь, что папа будет только наместником Христа, а не наместником цезаря. Наступит ли время, когда не будут слышны устрашающие восклицания: «Партия сторонников церкви», «Партия противников церкви» ²⁵⁰, «Церковь сражается против жителей Перуджии», «против жителей Болоньи»? ²⁵¹ Не церковь сражается против христиан, а папа; церковь сражается против «духов злобы поднебесных» ²⁵². Тогда папа и по названию и на деле будет святым отцом, отцом всех, отцом церкви; он не будет возбуждать войн между христианами, а войны, начатые другими, он будет прекращать своим апостольским судом и папским авторитетом.

< Предыдущая - Следующая >

[Главная]

© 2001-2024. Все материалы сайта являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Права на электронные версии - Кирилл Люков, http://imperia.lirik.ru.
Публикация, перепечатка без разрешения правообладателя, цитирование без указания автора - запрещены.
Сделано в Лаборатории сайтов