Апостол Симон,—говорят нам “Жития Святых”,—был палестинский “рыбак” из города Вивсаиды, сын Ионы и брат Андрея Первозванного, из рода Симонов. Имя его по-еврейски значит Слышащий, а по-гречески Знамение. Женился он на дочери Аристовула (наилучшего советника), брата апостола Варнаввы (сына утешения), и имел сына и дочь.

Иисус,—говорят нам,—будто бы переименовал его в Кифу, т.-е. в Камень (по-гречески Петр), но история переименования так наивна,—в виде пророчества,—что только ребенок может этому поверить: “ты Симон, сын Ионы,—будто бы сказал Иисус при первом взгляде на него,—и тебя назовут Кифа, что по-гречески значит камень (петрос)".

Симон так был поражен этим, что “более не отходил от Иисуса”. Ясно, что это простая беллетристика, и подмена Симона Петром должна быть объяснена иначе.

После столбования Иисуса, Симон,—говорят нам “Деяния апостолов",—обратил в христианство сразу несколько тысяч народу и исцелил при этом хромого от рождения, лишь подняв его за руку и сказав:

— Встань и ходи во имя господа Иисуса!

Потом он будто бы умертвил одним словом Ананию Иерусалимского и жену его Сапфиру за скрытие общинного имущества, исцелил расслабленного и воскресил умершую девицу.

“Когда Ирод убил Иакова, брата Иоанна, он посадил Симона-рыбака в темницу в оковах, но ангел ночью вывел его оттуда”. Он первый стал крестить язычников и после этого будто бы встретился с Симоном-волхвом — своим тезкой, который, принеся ему дары, просил дать и ему “святого духа”, а Симон-рыбак, охотно принимавший ранее всякие дары, будто бы отказал ему (Деяния 8, 18), говоря, что не делает ничего за взятки.

По словам Метафраста, в "Житиях Святых", апостол Симон пошел из города Святого Примиренья (Иерусалима) в Царственный город, из него “в Сидон и в Триполи Финикийский”, ставя везде епископов. "β Лаодикии он изгнал много нечистых духов”. В Контр-Столице он догнал,—говорят нам "Жития",—и своего тезку Симона-волхва, который, так же как и сам Симон-рыбак, убежал от преследований властей, и с этого момента Симон-рыбак, как тень, следует за Симоном-волхвом, постоянно конкурируя с ним в чудесах. Там,—говорят нам,—Симон-волхв убежал от Симона-рыбака, который затем воскресил мертвеца в галатийской Анкире и дошел до Победного города (Никеи). Затем Симон-рыбак возвратился в город “Святого Примиренья”. где встретил впервые Савла, тоже заменившегося потом Павлом, возвратился в Малую Азию и дошел до Илиона на Геллеспонте, везде ставя епископов. Потом опять он возвратился в город “Святого Примиренья”.

В это время его тезка Симон-волхв, — говорят нам, — был арестован малоазийскими властями за проповедь того же христианства и отвезен в оковах в Рим, где не только не был казнен, а, наоборот, был признан за бога, и сам царь Клавдий (т.-е. хромой) настолько пленился его учением (вероятно, астрологиче-cкuми лредсказаниями: волхв значит—прорицатель), что велел поставить его статую на берегу Тибра с надписью: "Симону, святому богу”.

А тем временем Симон-рыбак, переименованный теперь в отличие от него в Петра, найдя в Контр-Столице Савла, тоже переименованного в Павла, снова будто бы пошел по Малой Азии и ставил везде епископов, позабыв, что они были уже поставлены им при первом путешествии. Затем он отплыл в Сицилию и приехал в Рим вслед за Симоном-волхвом.

Здесь Симон-волхв уже показывал в защиту христианства, но без согласия Симона-рыбака, такие же чудеса, как и он, но это,—прибавляют “Жития”,—были лишь "мечты" (привидения), причем “души умерших приходили и кланялись Симону-волхву, как богу". Он заставлял хромых не только ходить, но и скакать, и сам превращался то в козу, то в птицу, даже и в огонь.

Но это все удавалось лишь в отсутствие Симона-рыбака.

Как только Симон-рыбак взглядывал на него, все эти “мечты" исчезали.

В “Великой Четьи-Минеи” рассказывается, что когда рыбак Симон пришел к дому волхва Симона, он велел огромному псу, лежащему у его дверей, пойти и доложить о себе своему господину, и пес тотчас пошел и сказал Симону-волхву человеческим голосом: "Симон-апостол хочет к тебе войти”.

Симон-волхв тоже велел псу итти и сказать Симону-апостолу: “Пусть Симон войдет”. Пес исполнил и это поручение. Здесь оба Симона оказались равны.

Симон-волхв, самовольно проповедывавший христианство, начал и при Симоне-апостоле творить "мечты" (т.-е. привидения), показав еще большие чудеса. Петр делал то же, и спор о том, кто из них могущественнее, так и остался нерешенным в этом состязании.

Первенство Симона-рыбака обнаружилось уже на улице тем, чтo Симон-волхв мог заставить одного мертвеца только шевелить головой, а Симон-рыбак воскресил его окончательно. Посрамленный этим, Симон-волхв снова убежал от Симона-рыбака, сделав себе неожиданно для всех песью голову, и скрывался от него целый год вне Рима. Наконец, когда уже вступил на престол Нерон (имя которого по-латыни значит просто черный брюнет), он возвратился в Рим, и был принят с почетом этим злым царем и стал его другом, все время самовольно проповедуя христианство”.

Однажды он,—говорят нам “Жития”,—велел отсечь себе голову, обещая воскреснуть на третий день, но, когда это захотели исполнить, он подставил под меч вместо себя Овна, сделав из него привиденье человека. Овну была отсечена голова, но Симон-рыбак, переименованный уже в Петра, отогнал, будто бы, эту “бесовскую мечту”, и все увидели, что отсечена голова не человека, а “Овна”.

Чтобы восстановить свою репутацию, Симон-волхв обещал вознестись перед всеми на небо. Он взошел посреди города на высокое здание, увенчав себя венком, и сказал народу: “Я оставляю вас и не буду защищать вашего города. Ангелы возьмут меня и вознесут на небо к моему отцу”.

“Он всплеснул руками, поднялся в воздух и начал (будто бы) летать, восходя все выше и выше, с помощью возносивших его бесов".

Но его вечная тень, Симон-рыбак, воззвал: “О, дьяволы! Именем бога моего, повелеваю вам: не носите его более!”

Бесы отбежали от Симона-волхва, и он, окаянный, полетел вниз и сильно разбился о землю. Весь народ закричал:

— Велик бог, Петра!

А Симон, “разбитый и осмеиваемый всеми, на следующее утро предал бесам свою душу”.

Нерон, т.-е. Брюнет, узнав о смерти своего друга Симона-волхва, страшно разгневался на Симона-рыбака и хотел убить его, но тот (будто бы) скрылся в “Тараскон” (вероятно, к Тартарену из романа Альфонса Доде). Потом он, уже окончательно под именем Петра и как бы позабыв свое прежнее имя Симон, с момента смерти Симона-волхва ушел в “испанскую Сирмию”, потом в “африканский Карфаген”, потом в Египет и, наконец, через северную Африку снова пришел в Рим и в другие итальянские города, а после них в Британию, везде обращая людей в христианство и ставя епископов.

Там ангел, наконец, сказал ему: “Время тебе принять крестную смерть в Риме!” Поблагодарив бога и ангела, Петр пошел в Рим, на 12-м году царствования Нерона. Он поставил там епископом Климента “влачить и далее колесницу божьего слова". “Многие пресветлые от сенаторского чина мужчины и женщины просветились в это время от него. Даже две самые красивые жены Нерона окрестились от Петра и отказались более жить в супружестве с царем язычником”.

Нерон так рассердился за это,- что велел казнить Петра. Петр хотел снова скрыться из города, но, когда уже пришел к воротам, вдруг увидел идущего навстречу ему Иисуса.

— Куда грядешь?—спросил он Иисуса.

— Иду на новое распятие,—ответил ему Иисус и скрылся. Петр удивился сначала такому видению, затем понял, что “Спасатель" хочет распяться вновь в его лице, и возвратился в свою церковь. Там и был он взят воинами со всеми своими сторонниками. Большинству из них отрубили головы, а Петра Нерон велел столбовать, при чем Петр попросил, чтобы его столбовали обратно Христу, вверх ногами. Эта его просьба была будто бы исполнена Нероном 29 июня в 12-м году его царствования. А через год, в тот же день,—говорят нам “Жития”,—в Риме был казнен мечом Савл, превратившийся в Павла.

Что здесь реального?—спрошу я читателя. И если читатель скажет мне: реальны путешествия Симона-рыбака в Британию, Испанию, Карфаген, Египет и в Малую Азию а все остальное не реально,—то я ему отвечу, что по этому “способу исключений” можно объявить реальными и рассказы из “Тысячи и одной ночи”, а еще в большей степени путешествия диккенсовского мистера Пикквика и гоголевского Чичикова в которых даже нет явных несуразностей, в роде неожиданного появления на чьих-либо человеческих плечах песьей головы, вроде той, какая появилась на шее Симона-волхва при его бегстве от Симона-Петра.

Здесь абсолютно нет ни одного слова, которое мы имели бы право принять за реальность. Обе фигурирующие здесь личности: и Симон-волхв, и Симон-рыбак являются героями одной из теологических сказок средних веков.

Кто же дал повод к такой сказке? К сказке о Симоне-рыбаке, переименованном в Камень, дал повод прозванный Камнем же брат “Великого Царя” (Василия Великого), который и сам дал повод к евангельской сказке о “Царе Иудейском”. А кто же дал повод к легенде о Симоне-волхве, за которым будто бы следовал повсюду, как тень, Симон-Камень, он же рыбак? Мне кажется, что это тот же самый брат “Василия Великого”. Подобно тому, как Иуда, брат Иисуса, разделился на Иуду-предателя и на апостола Иуду, так и этот разделился на Симона-чародея и на Симона-Камня, которые и приведены легендой в вечную борьбу друг с другом. Зачем? Я считаю вполне возможным, что брат “Великого Царя” (Василия Великого) слишком увлекся в своем астрологическом усердии и давал несбывшиеся предсказания, а потом, несколько помешавшись и вообразив, что “вера действительно может носить его по воздуху”, и на самом деле бросился с крыши здания, будучи вызван на это “испытание веры” скептиками, и расшибся на-смерть.

Такого рода примеры приводятся не раз. В истории авиации рассказывается, как в XVII веке один рязанский мещанин, сделав себе крылья, спрыгнул совершенно так же и с такими же результатами с одной из московских колоколен. Почему не сделать бы этого и первому из апостолов в доказательство истины своей веры? Психологически такие поступки были даже неизбежны со стороны фанатиков. Ведь и в Евангелии говорится, как диавол возвел “Иисуса” на крышу храма и предложил ему броситься вниз, но “Иисус” благоразумно отказался. Конечно, такие пробы истинности любой из существующих теперь вер всегда приводили лишь к отрицательным результатам. А как же было справиться потом верующим с подобными случаями? Конечно, только одним способом: разбившийся Симон был не истинный апостол Симон, а простой волхв, принявший его образ и его имя. Настоящий же апостол был тут же, но именно он и заставил волхва упасть. Затем пошла легенда, что истинный апостол еще при жизни Иисуса был переименован из Симона в Петра и не только не тожественен с этим неудачным скакуном во славу Иисуса, а. наоборот, всю жизнь боролся с ним, следуя за ним, как тень. Лишь таким способом и могла возникнуть с психологической точки зрения эта легенда о постоянной борьбе двух Симонов друг с другом. Иного рационального объяснения тут нет.

Что же касается рассказа об усечении мечом головы Овна, вместо головы самого Симона, то он легче всего мог быть навеян мечевидной кометой, прошедшей из Змиедержца—символа Иисуса — через созвездие Овна (или наоборот), которая неудачно была объяснена астрологом Симоном как предвестник нового прихода Иисуса. Когда ничего обещанного по этому поводу не произошло, дальнейшие верующие легко могли свалить и эту неудачу на голову того же разбившегося за свою веру волхва Симона, с объяснением, что истинный апостол Симон не только не участвовал в этом, но и обличил заранее Симона за такую “мечту”.

Какая же комета могла бы удовлетворить этому? Вслед за неудачным столбованием Иисуса, мы имеем, по китайской летописи Ма-Туань-Линь, ближайшее наблюдение приблизительно такой кометы лишь 9 марта 373 года, на 10 году Валента Нерона, когда Солнце было в Рыбах, а Овен сгорал в огне вечерней зари. Комета Галлея прошла тогда через Овна вечером с малым блеском, но вышла 9 марта с большим блеском из огня утренней зари в созвездии Водолея, символизировавшего Иоанна-Купателя. Через полгода, к 25 сентября, когда Солнце перешло в Деву, она была наблюдаема по вечерам уже в области Змиедержца. Это и могло подать повод к последующему истолкованию неудачи пророчества: можно было сказать, что небесный меч отсек в это свое путешествие по небу не голову Змиедержца, а скрывавшегося за Солнцем Овна, и потому не произошло конца мира. А потом, благодаря непониманию астрального значения рассказа, вместо головы Змиедержца легко могла быть подставлена и голова самого Симона. Следующая комета в Овне была лишь в 568 году, через 200 лет после столбования Иисуса. Она была огромная, но прошла наоборот: от Змиедержца как раз через голову Овна, где и исчезла. Она очень подходит к комете, которая дала повод к пророчеству "Мани-Факел-Фарес”, в библейской книге "Даниил”.

По историческим соображениям, я склонен остановиться на первой из этих комет, хотя к буквальному тексту легенды и более подходит вторая, так как первая была лишь через пять лет после неудачного столбования “Великого Царя”.

Но как бы мы ни посмотрели на это, а в раздвоении первенствующего апостола христианства на двух Симонов едва ли можно сомневаться.

С этой точки зрения, апостол Симон-Петр был не распят "вверх ногами" в Риме, а сам бросился таким образом с какого-то высокого здания перед собравшимся народом, в доказательство истинности и могущества своей веры, и разбился за неё. Это трагическое обстоятельство могло дать повод и к евангельской легенде, где сатана предлагает Иисусу сделать как раз то же самое. А отказ Иисуса от этого предложения сатаны мог быть даже нарочно выдуман после несчастия с апостолом Симоном-волхвом для того, чтобы дать дальнейшим христианам право отказываться от таких предложений язычников.

Представьте себе сами, что такое решающее испытание было предложено сделать в столице тогдашней Западной империи, перед всем народом величайшему из проповедников новой веры и окончилось так плачевно. Что тут можно было сделать, кроме утверждения, что погиб не он, а подставной его спутник, и что сам Иисус “запрещает” исполнять такие предложения сатаны?