Вакх-Дионис

В чем же состояло учение Иисуса? В своих догматических основах оно вряд ли сильно отличалось от правоверного арианства, ааронства (в противном случае, это нашло бы отражение в символе веры). Надо думать, что основные его новшества концентрировались вокруг вопросов церковной обрядности (именно поэтому Великий Царь и считается основателем современной литургии). То, что мы знаем под названием «христианства», зародилось уже после его смерти, на базе его обожествления. Оно прошло длительный путь развития, пока, наконец, к X веку в течении т.н. «церковной революции» не приобрело известный нам вид. В дальнейшем мы постараемся более или менее подробно проследить этот процесс, но, чтобы иметь для этого отправную точку, нам надо поточнее представить себе, какой вид эта религия первоначально имела в руках Иисуса, Великого Царя.

В этой реконструкции мы можем исходить из следующих соображений:

1.         Великий Царь ввел в обрядность какой-то новый элемент, отвергаемый староверами, ааронцами, но с энтузиазмом воспринятый широкими массами верующих. Этот элемент произвел такое впечатление, что Великого Царя начали приравнивать Богу.

2.         Великий Царь основал литургию (от слов «литэ» — общее моление и «оргия» — таинственное жертвоприношение), главной составной частью которой был обряд причащения хлебом и вином. Нет никаких оснований считать, что его литургия дошла до нас в первозданном виде. Напротив, следует ожидать, что она много раз существенно видоизменялась. В частности, совершенно неизвестно, сколько хлеба и вина употреблял Великий Царь в своей литургии.

3.         Винодельческий процесс является весьма тонкой и нетривиальной операцией, априорное существование которой ниоткуда не следует, и которую надо было открыть. У нас нет никаких оснований считать, что винодельческая культура была известна ранее IV века н.э.; с другой стороны, ясно, что человек (или группа лиц), впервые открывший этот процесс, произвел гигантский переворот в жизни общества.

4.         Действие вина на человека должно было казаться людям, впервые с ним столкнувшимся, чем-то чудесным и сверхъестественным, вселением в тело нового духа, непосредственным соприкосновением с божеством. Отражением этого в языке явилось то, что по-латыни слова «дух» — «душа» и «спирт» пишутся одинаково (spiritus). Впрочем, отождествление души с алкоголем нашло отражение даже в русском языке («винный дух»). Недаром легенды приписывают изобретение вина богу Вакху-Дионису.

5.         По этой причине человек, изобретший вино или, по крайней мере, применивший его к религиозным целям, должен был считаться всеми окружающими особо близким к Богу, сыном Бога и даже самим Богом.

Как пишет Морозов: «Одного изобретения виноградного вина с мисти­ческим объяснением его действия и храмовой его монополией было бы достаточно, чтобы суеверное воображение древних поколений сде­лало изобретателя такой чудесной влаги равным Богу, и чтобы мно­гоязычная молва разнесла апперцепционные сказания о нем по всем мес­там, способным к приготовлению спиртных напитков» ([7], стр. 110).

Все это делает очень правдоподобной гипотезу Морозова, который полагает, что основным новшеством Иисуса было введение употребления вина во время церковной службы. С этой точки зрения, мифы о Вакхе-Дионисе мы должны рассматривать как отражение его деятельности, т.е., иначе говоря, считать, что Вакх-Дионис это лишь другая апперцепция Иисуса Христа.

Как ни кажется невероятным это отождествление, в пользу него можно привести немало аргументов. Мы не будем этим сейчас заниматься, поскольку это входит в более общий вопрос о взаимо­отношении христианской религии с древнегреческим пантеоном, который мы подробно рассмотрим в § 6.

Сейчас мы лишь отметим, что болезненно-фанатическое обожествление вина отнюдь не было чуждо христианской церкви. Например, оно ярко проявляется у св. Иеронима. «Он (т.е. Иероним. — Авт.) утверждает, что, согласно полученному от апостолов преданию, настанет день, когда будет произрастать виноград, каждый куст которого будет иметь десять тысяч лоз, каждая лоза, десять тысяч отпрысков, каждый отпрыск десять тысяч ветвей, на каждой ветке будет по десять тысяч кистей, состоящих каждая из десяти тысяч ягод, которые дадут двадцать пять мер вина. И когда святой захочет сорвать ягоды с одной кисти, соседняя кисть воскликнет: «Я — наилучшая, возьми меня и возблагодари Бога...» ([106], стр. 133).

Кстати, чем объяснить этот гигантизм. Быть может, новизной впечатлений?

Знаменателен также евангельский рассказ о превращении Иисусом воды в вино в Кане Галилейской (не есть ли это город Канны в Галлии — Франции?). Для авторов-евангелистов это все еще чудо, хотя они, по-видимому, не отдавали себе отчета об истинных истоках этого рас­сказа. Во всяком случае, в нем Иисус непосредственно характеризуется как производитель вина.

Все это давно отмечали, не делая, понятно, выводов, исследователи Библии: «Еще Дюпюи вскрыл в данном евангельском рассказе следы и намеки на культ и мифологию греческого спасителя, Бога вина, по преимуществу, Диониса-Вакха. К этому взгляду примкнул Робертсон, затем Немоевский, а в последнее время также французский ученый Сэнтив, приведший в одной их своих работ массу христианских и языческих аналогий» ([97], стр. 258).

В 1873 году был найден и через 10 лет опубликован так называемый «Дидах», или «Учение двенадцати апостолов». В этом будто бы первоначально дохристианском (!) сочинении прямо говорится, что виноград стал известен через Иисуса: «Благодарим тебя, отец наш, за святой виноград Давида, отрока твоего, который (виноград) ты явил нам чрез Иисуса, отрока твоего» (см. [90], стр. 38—39). Это прямое отождествление Иисуса с Дионисом настолько шокировало Робертсона, что он не нашел ничего лучшего как заявить, (см. [90], стр. 39) что здесь явно имеется в виду не Иисус евангелий. Почему? Только потому, что Робертсон «знает», что культ Диониса зародился в другое время и в другой этносоциальной среде, чем культ Иисуса.

Согласно гипотезе Морозова, винопитие было первоначально сакральным актом и как таковое совершалось только в храмах, которые, таким образом, держали нечто вроде винной монополии.

С этим полностью согласуется тот факт, что позже в VIII—X веках монастыри имели монополию на изготовление и продажу вина. «Мно­жество монастырей пользовались правом монопольной продажи соли и вина. У Санкт-Галлена не хватало места, где держать вино, и целые бочки его лежали во дворе обители под открытым небом...» ([53], стр. 55). «Слова «монастырь» и «кабачок» зачастую произносились единым духом; как приятно в дождливый день «пображничать у попа», а вино святого причастия... пользовалось особой славой» ([107], стр. 334).

Надо думать, что нововведение Иисуса было искажено уже в следующем поколении, и то, что было задумано им как «божественное откровение», превратилось в неконтролируемую волну алкоголизма. Уже в Апокалипсисе Иоанна, ученика Иисуса, мы находим яркий и резкий протест против злоупотребления церковной чашей в руках храмовых, как он выражается, «блудников». И все же только эта «чаша», распространившись по всем областям, способным к виноделию, могла в умах людей, испытавших на себе ее «мистическое» действие, создать столько разнообразных и разноязычных сказаний об основателе обряда причащения, как ни о ком другом на всем протяжении древней истории человечества. Мы в этом еще убедимся.