Й¬а¦°йї - ПРОЛОГ. АПОКАЛИПСИС с астрономической и исторической точек зрения

23 November 2024

[Главная] [Поиск] [Форум] [Ссылки] [Линкотека] [Библиотека]

Авторы

А.Т.Фоменко и Г.В.Носовский

Книги

Другие материалы

Друзья
Художник В.Бигдай. Авторский сайт

Темы форума
ИМПЕРИЯ КУНСТКАМЕРА

Счетчики

Исправим ошибки!

Спонсор страницы

ПРОЛОГ. АПОКАЛИПСИС с астрономической и исторической точек зрения

Н.А.Морозов - Христос. Том 1

Н.А.Морозов
"История человеческой культуры в естественно-научном освещении".
("Христос"). Том 1

ПРОЛОГ

АПОКАЛИПСИС
с астрономической и исторической точек зрения.

(Две публичные лекции в зале Политехнического музея в Москве.)

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ.

Предмет, о котором я хочу вам говорить теперь, наглядно показывает нам, до какой степени предварительное знакомство с естественными и особенно физико-математическими науками необходимо для понимания всех остальных отраслей знания, даже таких темных, как средневековая теология.

По мнению ортодоксальных теологов, со дня появления Апокалипсиса прошло уже почти две тысячи лет. По моим астрономическим вычислениям, о которых я общепонятно расскажу вам дальше, этот срок приходится сократить до полуторы тысячи лет. Но все же и такой промежуток времени страшно громаден, особенно по количеству перемен в политической и общественной жизни, в области искусства, литературы и, в особенности, науки. Можно сказать, что за весь предыдущий период своей жизни человечество на земле не переживало ничего подобного.

Миллионы людей читали за это время Апокалипсис, и целые горы комментариев были написаны о нем. Я без преувеличения могу сказать, что, если бы собрать весь рукописный материал в этой книге, который существовал в старинных, давно исчезнувших книгохранилищах средних веков до изобретения печатного станка, и тот, который накопился со времени этого изобретения, то на помещение потраченной бумаги, вероятно, не хватило бы даже нашей залы.

Апокалипсис толковался в этих книгах со всевозможных точек зрения: с исторической, мистической, литературной, пророческой... Не толковался он до самого последнего времени только с одной — астрономической—точки зрения, с которой его прежде всего и надлежало бы толковать.

Чтобы не быть голословным, я сейчас же приведу вам наглядный пример, показывающий, как сфинкс сразу рассыпается, когда мы нашли его разгадку.

Всякий из вас, кто хоть раз читал Апокалипсис, конечно, помнит то его место в IV главе, где автор говорит, что видел а небе четырех животных. Первое из них было подобно тельцу, второе — подобно льву, третье — с головой, как у человека, и четвертое было подобно летящему орлу, н все они были полны очей спереди и сзади, внутри и около. В одной старинной рукописи я видел на рисунке и сами фигуры этих существ в виде реальных животных: тельца, льва, центавра и крылатого коня Пегаса, к которому была приделана вдобавок орлиная голова. А вся кожа этих животных была покрыта глазами: глаза у них были и на спине, и на хвосте, и на ногах, и на животе, глаза летали около них... Вышло что-то уродливое, чудовищно-безобразное...

А между тем, если бы комментаторы знали, что эти четверо животных находятся и до сих пор на том "стеклянном море", каким для древних представлялся небесный свод; что в любую ясную звездную ночь каждый может их наблюдать в виде соответствующих созвездий Льва, Тельца, Стрельца и Пегаса; если бы они знали, что на всех древних картах первых веков христианства и даже вплоть до XIX столетия около упомянутых созвездий очерчивались контуры этих самых животных, при чем Стрелец рисовался именно в виде центавра с туловищем, как у коня, с головой, как у человека; если б они знали, наконец, что все эти контуры древние астрологи предполагали действительно черченными на "кристаллическом небесном своде" или даже живущими на нем в виде реальных зверей, и что все они "полны очей", т.-е. вечно мерцающих звезд, спереди и сзади, внутри и около (рис. 2, 3, 4 и 5), — то они поняли бы, что здесь только описывается одна из самых чудных картин звездного неба, а не те многоглазые чудовища, которые создала их дикая, научно не подготовленная фантазия!

Для окончательного же выяснения причин, почему автор Апокалипсиса прежде всего описал этих животных, мне нужно вам сказать еще следующее: весь небесный свод разделялся в древности, да разделяется и теперь, своими меридианными линиями на 24 полосы, которые называются "часами прямого восхождения" неба. Все эти 24 полосы сходятся около полярной звезды, и в наших умеренных странах северного полушария земли, при ежесуточном движении неба, каждая из них сначала медленно восходит на востоке нижней своей половиной, затем высоко поднимается к зениту и как бы дежурит над прикрываемой ею страной в продолжение целого часа, после чего этот "звездный часовой" спускается к западу, как бы падая на колени, пока снова не начнет подниматься па востоке. Четыре же животные, о которых я вам говорил, расположены крестообразно (рис. 6) среди этих вечно сменяющих друг друга сторожей небесного свода древних. И находятся они как раз на пути, по которому, при своем кажущемся движении, ежегодно проходит солнце в продолжение четырех времен года.

Если вы припомните при этом, что на небе находится еще созвездие Трона (впоследствии переименованное в созвездие Кассиопеи), а как раз напротив этого Трона, по другую сторону небесного полюса, в котором сходятся все 24 полосы часов прямого восхождения неба, находятся еще семь огненных лампад — семь ярких звезд (рис. 7) известного каждому из вас созвездия "Большой Медведицы", — то вы поймете, прочтя следующее место Апокалипсиса, как велика его поэзия, если вы отнесете все указанные образы к звездному небу сообразно с приложенной картой, представляющей собою ту половину неба, которая находится к северу от эклиптики (пути солнца по небу), стр. 23:

"Вокруг Трона (т.-е нынешнего созвездия Кассиопеи, называвшегося в древности Троном, рис. 7) было 24 седалища (т.-е. 24 крыла прямого восхождения неба), и на них сидели 24 старца (часы суточного обращения небесного свода),облеченные в светлые одежды (небесной лазури) и осененные вверху золотыми Венцами (очевидная oписка переписчиков, поставивших множественное число вместо единственного: в зените звездного неба находится в это время Северный Венец, рис. 6). А от Трона исходили молнии и громы и звуки (надвигавшейся грозы, каждый удар которой описан далее) и горели против него семь огненных лампад (семь звезд Большой Медведицы, находящейся против созвездия Трона, рис. 7)— семь духов, всегда стоящих перед Громовержцем. Вокруг же Трона стеклянное море (небесный свод), прозрачное, как хрусталь, а посреди моря и вокруг Трона находятся четверо животных (четыре созвездия времен года), полных очей (вечно мерцающих звезд) спереди и сзади".

"Первое из них (созвездие всепожирающей осени) подобно Льву (рис. 6 и 2), второе (созвездие питающего лета) подобно Тельцу (рис. 6 и 3), третье (созвездие всеубивающей зимы — Стрелец) (рис. 6 и 4 ) обладает лицом, как у человека, а четвертое животное (созвездие весны — крылатый конь — Пегас, рис. 6 и 5) подобно летящему орлу.

И имели они как бы на каждого из себя по 6 крыльев вверху (по шести крыловидных полос прямого восхождения неба, рис. 6), а внутри себя и около они полны очей (звезд) и ни днем, ни ночью не имеют покоя, восклицая (своим мерцанием): "свят, свят, свят властитель наш, бог всемогущий, тот, кто был, есть и будет! "

Но если эти строки есть место явно астрономическое (а далее я вам приведу и еще целый ряд подобных мест), то, значит, Апокалипсис построен на астрономической канве. Люди, незнакомые с основаниями астрономии, конечно, не могли правильно понимать этих мест и, естественно, должны были приписывать им какое-то таинственное значение, как люди, незнакомые с основаниями элементарной геометрии, неизбежно должны приписывать каббалистическое значение самым простым ее формулам и чертежам.

Но вы спросите меня, каким же образом произошло, что никто из астрономически образованных людей не дал в средние века таких простых объяснений (скорее указаний), и почему эти указания не были сейчас приняты всеми историками и теологами, как очевидные? Каким образом могло произойти, что личные объяснения самого автора Апокалипсиса, который, конечно, понимал свою книгу, могли затеряться среди его сторонников в средние века?

Ответ на такие вопросы дает нам сама история средневековья.

Древний мир с его научным мировоззрением и особенно история первых веков христианства теперь являются отделенными от нас как бы непроницаемой завесой мрачного церковного самодержавия, профильтровавшего в XII—XV веках через огонь своих костров все исторические документы и допустившего до нас лишь те из них, которые были благоприятны господствовавшей церкви, да и то нередко в наполовину подделанном или искаженном до неузнаваемости виде.

В самом начале этого мертвящего периода должны были исчезнуть и все отголоски астрологических толкований Апокалипсиса, несомненно существовавшие до того времени. Припомним только, что "кодекс Юстиниана", приписанный VI веку, приравнивает астрологов к отравителям и приказывает предавать их таким же пыткам и казням, как и этих последних. Написать иди сохранить астрологическое толкование на Апокалипсис, уже объявленный, как нас уверяют, на Карфагенском соборе 397 г. боговдохновенной, пророческой книгой, это было бы в XII — XV веках прямо отправиться на плаху или на костер...

Потом наступил, наконец, рассвет. Многочисленная паства тех самых монахов, сжигавших всякие книги, кроме ортодоксальных, благодаря самой своей многочисленности, должна была демократизировать фундамент даже и государственной церкви. В многочисленных монастырях, повсюду возникавших в средние века, как грибы в осеннее время, по всей западной, южной и средней Европе, начали понемногу, кроме праздных и фанатизированных монахов, находить себе приют и все мыслящие люди, утомленные жизнью и ее бурями и желавшие посвятить остаток своих дней созерцанию и размышлению. Эти люди, вместе с немногими философски-настроенными умами из привилегированных или зажиточных сословий того времени, начали культивировать не только одну ортодоксальную теологию, но и все остатки знаний, которые дошли до них через убийственный период религиозных гонений времен инквизиции. На реалистической почве возродились и приняли реалистический оттенок и все прежние науки древнего мира — астрология, алхимия, математика и первые зачатки физики и естествознания вообще.

Но первоначальные астрономические истолкования Апокалипсиса в это время уже затерялись, сама книга была признана церковью за произведение ученика Христа, бывшего рыбака Иоанна, и в подтверждение ее принадлежности именно этому легендарному лицу был составлен целый ряд подложных толкований от имени различных епископов первых веков и даже ряд подложных споров этих епископов по поводу ее происхождения.

Всякий, приступавший к изучению Апокалипсиса, подходил к нему еще не подготовленным научно, так как теология ставилась тогда во главе всех остальных наук и изучалась ранее других. Благодаря этому, в голове каждого с самого начала возникали прочные ассоциации между различными выражениями Апокалипсиса и соответствующими им мистическими толкованиями учителей. Ассоциации эти были до того неразрывны, что когда будущий ученый, наконец, приступал к изучению астрономии и собственными глазами видел на тогдашних картах всех апокалиптических животных в их точном виде, то не имел уже сил отделаться от предвзятых представлений, разделявших для него непроницаемой стеной эти родственные или даже тожественные картины в двух различных областях знания.

Он невольно считал это тожество за простую случайность, а самую свою мысль об авторе Апокалипсиса, как о простом астрологе, — за бесовское навождение, от которого нужно бежать и о котором опасно писать.

Почти в таком же положении находился, повидимому, и великий основатель современной математической астрономии, Ньютон.

Когда, заключенный навсегда в стенах Алексеевского равелина, а затем в Шлиссельбургской крепости, я впервые прочел Апокалипсис и сразу увидал в некоторых его картинах чрезвычайно живое и поэтическое описание звездного неба, я сразу понял, что по изложенному в VI главе этой книги астрологическому гороскопу момента наблюдения, как и по всякому другому гороскопу, не трудно вычислить с астрономической точностью не только год и день, но даже и самый час звездных наблюдений автора, и мне страстно захотелось узнать, что написал Ньютон об Апокалипсисе.

Мне было ясно, что, как астроном, он не мог не понимать чисто астрономических выражений, испещряющих почти сплошь весь Апокалипсис и странных только для непосвященных в астрономию. Но как бы я мог тогда, отрезанный от всего живого мира, достать комментарий Ньютона? Лишь после того, как буря, промчавшаяся над страною в 1905 г., выбросила меня из стен Шлиссельбургской крепости, мне удалось получить Opuscula Ньютона, где заключается его исследование об Апокалипсисе и притом сразу в двух версиях: одной на латинском языке, полученной в подарок от моего Друга Л. Ф. Пантелеева, и другой на старинном английском языке, временно, из библиотеки Пулковской обсерватории. Обе версии были почти одинаковы, но ни в одной я, к своему великому огорчению, не нашел никакого ясного намека на то, чтобы Ньютону был известен астрологический смысл многих мест исследуемой им книги.

Впрочем, уже после нескольких страниц чтения для меня сделалось ясно, что Ньютон не мог, да и не пожелал бы сообщить всему свету о своих сопоставлениях, если такие и были. Уже в начале своего толкования он предупреждает читателя, что Апокалипсис — книга, писанная под диктовку самого бога, и читать ее нельзя как всякую другую книгу.

"The folly of interpreters,—говорит он,—hath been to fortell times and things by this profecy, as if God designet to make them prophets... The design of God was much otherwise. He gave this, and the (ancient) prophecies not to gratify men's curiosities by enabling them to forknow things, but that after they were fulfild, they might be interpreted by the event, and his own providence, not the interpreters, be then manifested therby to the world" (Neutoni Opera, Londini. 1785. Т . V. P. 441).

То есть: "Безумие истолкователей состояло в том, что они хотели предсказывать сроки и события, как если б бог уполномочил их быть пророками... Намерение бога было совсем другое. Он дал это пророчество, как и пророчества Старого Завета, не для того, чтобы удовлетворять человеческое любопытство, позволив людям знать события заранее, но для того, чтобы после исполнения они были истолкованы самими фактами, и собственное предвидение бога, а не предвидение истолкователей, сделалось явно миру".

Без слов понятно, что самый светлый ум, подойдя к предмету своего исследования с подобными предвзятыми мыслями, нe мог бы и не захотел бы сказать ничего другого, кроме того, что он сам себе заранее внушил.

Так было и с Ньютоном. Только-что описанная мною вам чуждая картина созвездий четырех времен года — Льва, Тельца, Пегаса и Стрельца — стала представляться ему в "иносказательном смысле", как изображение четырех херувимов библейского святилища, а стеклянное море, на котором они стояли, не "небесным сводом", а медным полом около палестинского жертвенника!

Если Ньютон и заметил, что многие места Апокалипсиса заключают точные астрономические выражения, то он побоялся открыть это перед всяким, руководясь, может-быть, той мистической идеей, что "скрытое богом от людей в продолжение полуторы тысячи лет" и открытое лишь одному ему, Ньютону, он не имеет права публиковать для всеобщего сведения. В его Opuscul'ax даже есть одно обстоятельство, которое прямо подсказывает такую мысль. Дело в том, что из всех библейских пророков Ньютон написал мистические комментарии только к трем, и как раз к тем, которые носят чисто астрологический характер, оставив в покое все другие пророчества, где астрология отсутствует! Попятно, что для него, как для астронома, именно эти три астрологические книги — Апокалипсис Иоанна и книги Иезекиила и Даниила — и должны были представлять особенный интерес, а потому он и исследовал исключительно их одних, оставив свои астрологические догадки исключительно для себя или даже зашифровав их в своих комментариях каким-либо обычным для того времени способом, которого еще никто не мог расшифровать.

Таково было отношение старых астрономов к Апокалипсису. Что же касается новых, то большинство из них, до выхода моей книги "Откровение в грозе и буре", вероятно, никогда даже и не прикасалось к Апокалипсису, да и вообще к религиозным книгам; только один Скиапарелли недавно написал исследование об астрономии в Библии.

Точно то же, несомненно, было бы и со мной, если бы не исключительные обстоятельства моей жизни, о которых я вам уже упоминал. Когда в 1882 г. я был пожизненно заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости без права чтения каких бы то ни было книг и без права иметь какие бы то ни было сношения с внешним миром или собственными товарищами по заключению, я был уже достаточно подготовлен астрономически. Стоило мне только закрыть глаза, и вся чудная картина небесного свода со всеми его мерцающими созвездиями вставала в моих воспоминаниях как-будто наяву. Поэтому понятно, что когда во второе полугодие нас сочли достаточно подготовленными одиночеством для восприятия православного учения и выдали каждому по Библии, то я с жадностью набросился на нее, чтобы найти в ней новый, еще не разработанный мною материал для размышлений и чтобы познакомиться из нее с мировоззрением древних. Об Апокалипсисе я в это время знал лишь из знаменитого некогда романа Чернышевского "Что делать?", где один из героев говорит, что комментарий Ньютона к Апокалипсису чрезвычайно интересный документ, так как представляет толкование сумасшедшего на сумасшедшего, потому что и Ньютон и автор Апокалипсиса "писали эти произведения в крайне преклонном возрасте, когда потеряли ясность рассудка".

С этим заимствованным представлением об Апокалипсисе я и принялся за его чтение и вдруг почувствовал, что читаю вовсе не бред больного, а чудную поэтическую книгу, непонятную для астрономически не подготовленного большинства, но понятную и ясную для тех, кто любит звездное небо, кто привык в звездную ночь сливаться с ним всей своей душою, кто в немом благоговении наблюдал и запоминал все совершающиеся на нем суточные и годичные перемены...¹

Но есть причины, по которым легкое и ясное понимание древних научных книг трудно даже и для энциклопедически образованного человека. Уж слишком далеко разошлось наше современное мировоззрение с мировоззрением древних!

Для примера покажу вам хотя бы разницу наших представлений о вселенной со средневековыми представлениями о ней.

Современный астрономически образованный человек считает окружающее его пространство бесконечным по всем направлениям, и вверх, и вниз, и направо, и налево. И все оно наполнено, как-будто бездонный океан водою, чрезвычайно тонким и упругим веществом, наполняющим все невидимые, но многочисленные междумолекулярные промежутки наших собственных тел и окружающих нас предметов, подобно тому, как вода наполняет в глубине моря все поры живущих в ней губок. В этом бесконечном океане мирового эфира повсюду проносятся, с головокружительной быстротой трехсот тысяч километров в секунду, волны света, теплоты и других видов лучистой энергии, как аккорды вечной, никогда не смолкающей музыки миров, исходящей от каждого атома небесных светил. Эти волны скрещиваются между собою, пересекаются по всем направлениям в каждом мельчайшем пунктe небесного пространства, омывают своими всплесками каждый атом мировых светил и всех существ, находящихся на них, и вызывают в их атомах ответные отзвуки и волны, точно так же уносящиеся в бесконечность, образуя из всей вселенной как бы один сплошной аккорд—нигде и никогда не смолкающий голос ее вечной жизни. И сами небесные светила, взятые целиком, никогда не остаются в покое. Они вертятся, кружатся друг около друга и целыми вереницами мчатся куда-то в даль мирового пространства, обращаясь вокруг еще неведомого центра нашего звездного неба...

Неравномерно наполнено ими пространство вселенной. В его бесконечности то здесь, то там плавают, как архипелаги островов на море, отдельные звездные скопления, каждое из миллионов светил, сгруппировавшихся вместе как бы в звездные венки. Все видимые нашим глазом светила составляют лишь незначительную область внутри одного из таких венков (рис. 8, А, в маленьком кружке), и вне этой области мы уже не можем разобрать простым глазом ни одной отдельной звезды.

Детальное изучение общего вида неба и тесноты размещения звезд в его различных областях показывает нам, что этот звездный венок находится внутри другого такого же венка (рис. 9), звезды которого сливаются в опоясывающую все видимое нами небо янтарную белесоватую полосу. Эта полоса кажется для нас более широкой за созвездием Ориона, где наружное кольцо находится к нам всего ближе, в кажется нам более узкой за созвездием Скорпиона, где кольцо наиболее удалено от нас, как это и следует по правилам перспективы.

Что же касается внутреннего звездного венка, в котором мы живем, то очевидно, что он не может нам казаться охватывающим всю сферу видимого нами пространства вселенной, но только его половину, а вблизи нас этот венок должен распадаться для наших глаз на тысячи звезд. Это очень ясно вы можете видеть при рассмотрении моей схемы. Вы видите на ней, что всякий луч зрения, идущий вниз из точки А, где предполагаемся мы, не встретит уже на своем пути ни одной слившейся в полосу части внутреннего кольца. Он встретит только его отдельные звезды. Точно также и все лучи зрения, идущие хотя бы и косвенно в правую половину схемы. Совсем не то, когда мы проектируем на нашем плане лучи зрения в левом направлении. Тогда каждый из них встретит в отдалении цельную часть внутреннего кольца, а потому понятно, что перспективно полоса этого кольца будет нам казаться протянувшейся лишь по половине неба левой гемисфере чертежа). Кроме того, этот внутренний венок имеет не равноплотное, а облачное строение, т.-е. составлен из многих звездных скоплений.

Отсюда ясно, что если бы оба эти венка лежали в одной плоскости, то внутреннее кольцо наполовину заслоняло бы наружное. Но, к счастью для нас, плоскость, в которой оно образовалось, слегка наклонена к плоскости наружного звездного кольца. Вследствие этого второе внутреннее кольцо, в одной из областей которого мы живем, и кажется нам по законам перспективы как бы ответвлением наружного кольца Млечного Пути, тем самым ответвлением, которое начинается на нашей северной гемисфере почти за созвездием Лебедя и кончается на южной гемисфере почти за созвездием Корабля (рис. 9).

О том, что находится в центре вращения обоих этих звездных венков, мы пока не можем сказать ничего определенного. Очень может быть, что здесь лежат одно или несколько из тех таинственных темных и овальных тел невероятной громадности, которые в астрономии удачно называются угольными мешками неба. Самый большой из таких мешков виднеется за созвездием Южного Креста, другой — за созвездием Лебедя и целый ряд — за созвездием Скорпиона, за которым теоретически и должен бы находиться центр вращения обоих венков нашего звездного островка.

Отсюда вы видите, что если бы вы улетели с нашей земли на волшебном корабле, несущемся в пространстве со скоростью в тысячу раз более скорости света, вы в один миг пролетели бы мимо нашего солнца и всех его планет и через несколько минут оказались бы у ближайшей к нам звезды. Затем в несколько минут вы долетели бы до следующей за нею звездочки и, продолжая мчаться таким же головокружительным образом, достигли бы последней звезды нашего звездного венка. Вы влетели бы после этого в тот темный беззвездный пролив между двумя кольцами нашего скопления, где не встретили бы более ни одной звезды. Вы влетели бы затем в наружное кольцо и снова пролетели бы между тысячами его звезд—белых, желтоватых, красных, оранжевых, зеленых, голубых, синих и потухших, пока не попали бы в другую, еще несравненно более громадную пустыню мирового пространства. Там вы, миновавши в несколько часов все наше звездное небо, летели бы целые недели и месяцы до тех пор, пока при остановке (потому что при такой скорости вы уже не могли бы ничего видеть) все наше звездное небо показалось бы вам лишь простым туманным пятнышком, едва доступным для вашего зрения!

Но зато там вдали перед вашими глазами уже появилось бы новое такое же пятнышко, новый архипелаг звезд на бесконечном океане Вселенной, новые звездные небеса с их новыми разноцветными солнцами, подобными нашему и составленными из тех же самых веществ, как и на земле. Вы влетели бы в этот новый звездный рой, образовавшийся тоже в виде одного или многих окружающих друг друга звездных венков, как, например, в тот, что виднеется за созвездием Андромеды. Вы пролетели бы в несколько часов сквозь все его звездные хороводы и вновь помчались бы по пустыне небесного пространства, чтобы после нового многодневного путешествия опять натолкнуться на звездное скопление — иногда молодое, только-что возникающее из эфира звездное небо с чрезвычайно правильными кольцами, иногда уже расплывающееся обратно в мировой эфир, дряхлеющее звездное небо.

Вы увидели бы при этом путешествии, что подобно тому, как в летний день в верхних холодных слоях атмосферы по временам образуются из растворенных в воздухе паров снежные метели, называемые перистыми облаками, а затем все их снежинки снова тают и расплываются в теплых нижних слоях воздуха, не достигая нагретой земной поверхности,—как и здесь возникают из эфира и снова тают и обращаются в эфир целые звездные небеса. Все возникает, меняется и исчезает вокруг нас, но остается неизменным лишь одно бесконечно-громадное целое — вечная Вселенная с ее никогда не угасающей жизнью, с ее бесконечностью сознательных существ, на каждом проснувшемся для этой жизни светиле!

Недавняя попытка Bohlin'a² показать, что как туманность Андромеды, так и все другие, видимые нашим глазом туманности неба принадлежат самому Млечному Пути, а не равноценны с ним, как думали прежние астрономы, изменяет в этих представлениях только одно. Можно думать, что, подобно тому, как звук не выходит за пределы нашей земной атмосферы, так и свет не выходит за пределы некоторой другой, в декатильоны раз более обширной атмосферы, окружающей ту единственную Звездную систему, видимую нашим глазом, которую мы назовем галактической системой, или просто Галактеей, т.-е. тот двойной звездный венок, о котором мы говорили (рис. 8). Для того , чтобы увидеть остальные Галактеи, рассыпанные по бесконечности Вселенной, "надо с этой точки зрения уловить посредством какой-нибудь еще не найденной нами камеры-обскуры то, что я назову здесь над-светом и что относится к видимому нами свету так же, как свет к звуку, т.-е. представляет уже первичное волнообразное колебание всей мировой среды. Поясню это так: звук, слышимый нашим ухом, есть волнообразное движение земной атмосферы, а над-звуком, для уловления которого у нас нет органа чувств и нет еще фотографического аппарата, я назову волнообразное движение междупланетной атмосферы солнечной системы, уходящей далеко за пределы планеты Нептуна, на периферии которой, повидимому, зарождаются кометы, как хлопья снега в нашей атмосфере. Она вся (или ее нижние слои) состоит из чрезвычайно легкого газа—корония. Свет же есть волнообразное движение громадной междузвездной атмосферы, окружающей все системы видимых нами светил, и действующее на наш глаз и на фотографические пластинки. Но и он не уходит в бесконечность Вселенной, так как и галактическая система видимых нами звезд и туманностей, конечно, только один из островков безбрежного вселенского океана, и связью между всей бесчисленностью таких галактических систем, названных мною здесь Звездными Венками, или Островками Вселенского Архипелага, служит Первичное Вещество, та индусская Нирвана, пространство, в которое погружено все, которая, может-быть, является основным элементом нашего сознания, нашим чувствующим и мыслящим посредством биологических токов мозга, нашим психическим Я. Если и в этой Нирване пространства есть своего рода волнообразные движения, идущие от бесконечности до бесконечности Вселенной и соединяющие между собою всякое бытие, то они и будут тем, что я называю здесь над-светом.

О возможности представить себе трехмерное пространство нашей Вселенной замкнутым по ее четвертому измерению, а следовательно, и не бесконечно великим, как пытаются показать некоторые философы, я здесь не говорю, так как это завлекло бы нас в чисто метафизические области.

Какой контраст этому представляет мировоззрение древних! До нас дошел наивный рисунок, приписываемый авторами конца Эпохи Возрождения, от которых мы его получили, ученому VI века и изображающий землю. Вы увидите на нем прежде всего четырехугольный плот — это Земля. Она плавает на реке Океане, имеющей вид тоже четырехугольного пруда немного более земли. Вы увидите и волны, нарисованные на этой реке Океане. А на самом плоту вы легко узнаете Средиземное море с ясными намеками на Африку, Европу и Азию и на некоторые полуострова, в роде Малой Азии, Греции и Италии, считавшейся менее Греции. Вы увидите на нем и Каспийское море, начерченное в роде одного из заливов реки Океана, увидите и Персидский залив с впадающими в него Тигром и Евфратом... Но все, что вне этих пределов, уже сливается в одну сплошную схему!

Кроме трех континентов Старого Света, вы увидите на нем еще интересный придаток с востока. Там, за рекой Океаном, находятся как бы несколько островков или полуостровков, разделенных проливами и снабженных многими озерами. Из греческой надписи на карте вы узнаете, что это не что иное, как земной рай, из которого были изгнаны Ева и Адам. В проливе же перед раем поставлен ангел с трубой для того, чтобы дуть в нее, если кто-нибудь осмелится попытаться плыть обратно в рай через пролив...

Таких же трубных ангелов вы увидите и на остальных трех сторонах земли и, конечно, сейчас же догадаетесь, что это четыре эола древней языческой мифологии, метаморфизировавшиеся под влиянием христианства в ангелов.

Действительно, все атрибуты древних эолов остались и здесь.

Когда дует один ангел, происходит ветер с его стороны, когда дуют сразу несколько или все четыре, происходит ураган. Все осталось так же, как было в греческой литературе языческого периода!

Для нас же в настоящем случае интереснее всего то, что в Апокалипсисе мы найдем не только ряд таких трубных ангелов, символов бури и грозы, но и тех четырех Индикоплевстовых эолов, которые удерживают в момент затишья перед грозой четыре подвластные им ветра, хотя автор Апокалипсиса, повидимому, уже знал, что земля шарообразна.

А вот и еще более упрощенное представление о небе и земле, приписываемое, и притом более правдоподобно, тому же Косьме Индикоплевсту, имя которого значит просто: Индоплавающий Мир (рис. 11).

Таковы были наивные понятия древних греков о земле и о происходящих на ней стихийных явлениях. Не более сложны были их представления и о небе. Оно казалось им, судя по религии и умственному развитию каждой данной личности, или стеклянным колпаком, прикрывающим сверху, по Библии, только-что рассмотренную нами землю Косьмы Индикоплевста, или стеклянным шаром, в центре которого поддерживалась невидимыми существами шаровидная по Птолемею, а по другим—кубическая земля.

Вот здесь, на этой новой картине (рис. 12), вы видите южное полушарие звездного неба древних, снятое мною (в обратном виде) со старинной рукописи Гринбергера, хранящейся в библиотеке Пулковской обсерватории и относимой к 1609 г. На ней вы видите, кроме обычных созвездий, почти таких же, как и в наши дни, еще целый ряд странных зверей и других предметов, никогда не существовавших в глубине неба. Каким образом попали сюда эти странные изображения? Ответ дают во многих случаях сами их названия.

Возьмем, например, в верхней части нашей первой карты хоть фигуру Весов в созвездии того же имени. Зачем попали сюда весы, когда очертание заключающейся в них группы звезд не имеет с этим измерительным прибором ничего общего? Очень просто. Дело в том, что солнце, всегда движущееся между звездами, как муха, ползающая, по выражению Араго, по потолку комнаты между его пылинками, подходит ежегодно к этому месту, когда на земле бывает осеннее равноденствие, т.-е. день становится равен ночи. Теперь вы понимаете и смысл поставленной здесь фигуры. Первый астроном, халдей иди египтянин, заметивший такое совпадение, отметил на составленной им карте это место неба фигурой весов, как символом равновесия дня и ночи. Значит, изображение это есть простая надпись и относится, очевидно, к тому отдаленному времени, когда люди в своих записях любили заменять предметы их изображениями, а идеи—их символами, как здесь идея равновесия дня и ночи при погружении созвездия Весов в огонь вечерней зари и представлена весами.

Значит, фигура эта была здесь, в момент своего возникновения, простой идеографической надписью. Такими же надписями является несомненно и значительное число других изображений. Вот, например, на верхней части первой карты, но с левой стороны, вы видите изображение голого человека с урной, из которой течет вода. Головы его вы здесь не видите, так как она уходит на нашу северную гемисферу неба. Зачем здесь этот человек? Очень просто. Потому что эта фигура кульминирует в полночь, когда в Египте бывает разлив Нила. Только это и хотел отметить древний наблюдатель, нарисовавший здесь человека, льющего воду из урны. Такие же фигуры, очевидно, идеографического характера вы находите и на северной гемисфере неба.

Вот, например, здесь, на правой стороне карты северного полушария (рис. 13), вы видите часть созвездия Девы, в руке которой, оставшейся на южном полушарии, вы найдете колос. Зачем она сюда попала? Ответ и здесь очевиден. Потому что Эта Дева кульминирует в полночь, когда в Египте и Палестине идет жатва ячменя и пшеницы (в апреле), совершавшаяся девушками.

Точно так же изображение рака на нижней части второй карты показывает лишь то, что солнце до прихода в эту группу Звезд, не имеющих ни малейшего сходства с раком, поднималось из южного полушария в северное, а во время прохождения по этому созвездию начинало обратное движение, подобно раку, пятящемуся назад.

Я не буду утомлять вас объяснениями происхождения названий всех остальных звездных групп. Того, что я теперь сказал, совершенно достаточно, чтобы вы могли окончательно убедиться, что эти странные фигуры между звездами были в момент своего возникновения не что иное, как простые идеографические надписи на древних астрономических картах.

Понятно, что в таких отметках не было бы никакого вреда, а только одна польза, если бы метод преподавания древних был тот же самый—объяснительный, какой мы употребляем теперь. Преподавая какой-либо предмет, современные серьезные ученые стремятся сделать его как можно более простым и понятным для своих учеников, не оставляя перед ними ничего без объяснения. Совсем не то было в древности. Прежний ученый, как и всякий человек, у которого нет достаточных сведений, старался напускать на себя таинственность, авторитетный вид и затемнял свой крошечный уголок реального знания всевозможными способами, чтобы сделать его недоступным для непосвященных.

В результате получилось то, что бывает при всяком абсолютизме, светском или духовном: полное искажение всех понятий и отношений.

В следующих поколениях ученых уже исчезли всякие воспоминания о первоначальном происхождении астрологических изображений. "Ученики" стали думать, что их "учителя" обладали более совершенным зрением и видели на небе не только звезды, но и фигуры, которые наносили на свои карты. Им могла легко притти даже совершенно естественная при мистическом настроении того времени мысль, что боги специально открыли их учителям то, чего никто другой не мог видеть. И вот, идя совершенно обратным путем умозаключений, они заметили, что каждый раз, как вечером кульминирует созвездие Водолея, над страной начинается дождливый сезон; каждый раз, как вечером кульминирует Дева с ее колосом, начинается жатва, и они вывели отсюда, что все эти невидимые для них изображения на небе имеют таинственную власть над земными событиями.

Рассматривая средневековые карты, невольно поражаешься, до какой степени небрежно стали обозначаться на них звезды и как тщательно вырисовывались и растушевывались эти фантастические звери и предметы, предполагавшиеся реально существующими на стеклянном небесном своде, превратившемся, наконец, в воображении древних в какой-то зверинец. Фантазия совершенно вытеснила действительность. Астрономия превратилась в астрологию, или гадание по созвездиям, находящимся над головой в момент наблюдения, и по положениям в них планет; химия превратилась в алхимию, или особый род колдовства, а математика—в гадание по числам — каббалистику. В каждом имени складывались числовые значения букв по той азбуке, которая была известна данному ученому, и полученному таким образом числу или шифру приписывалось таинственное влияние на жизнь того, кто носит такое имя. В самом Апокалипсисе мы находим пример этого гадания в виде числа 666, которым характеризовалось в представлениях автора имя враждебного Христу зверя и которое, по показаниям древних, было шифром Латинской Империи (λατεινος = 666) во время ее распадения на восточную и западную половины.

Гадали тогда по всему. Древние авгуры гадали по внутренностям животных, по полету птиц, по колебаниям травы, по теням, появляющимся на стене, как это нередко делали и потом в средние века (рис. 14), а вот в Апокалипсисе мы видим, кроме четырех последних родов гадания, еще и пятый способ — гадание по полету облаков. И нет сомнения, что этот род гадания был самым поэтическим из всех. Кому из вас в теплый летний день не приходилось наблюдать, как над вашей головой пролетают вереницы облаков, принимая на своем пути фигуры всевозможных предметов, замков, башен, животных и их отдельных членов? Куда они несутся, зачем? Вот вопросы, которые невольно должны были возникать у древних наблюдателей, а так как вся природа была для них полна таинственных влияний, то они невольно были склонны видеть такие же влияния и в облаках. Ведь и до сих пор облака служат темой для самых лучших лирических произведений поэтов. Я приведу вам здесь только одно стихотворение, данное мне А. М. Федоровым по поводу моей книги об Апокалипсисе, в подтверждение того, что у многих независимо друг от друга могут возникать родственные идеи:

Как в откровении таинственном и странном

Библейских образов неясный хоровод,

Столпились облака над вечным океаном,

Плащами дымными касаясь сонных вод.

Еще они горят в огне зари багряном,

Но уж слепая ночь под крылья даль берет,

И молний голубых все чаще перелет,

И вещий гром гремит торжественным органом.

Вот так и кажется, что там, средь облаков,

При блеске молнии, при грохоте громов.

Сам бог появится в величьи первозданном

И ввергнет снова мир, измученный от слез,

В предвечный, огненный, пылающий хаос,

И землю унесет в безбрежность ураганом.

Аналогичные ощущения перед грозой, но еще в несравненно более сильной степени, должны были, конечно, существовать и у наших предков.

Припомним, что гроза была для них символом божьего гнева. На каждой грозовой туче древние евреи видели самого Иегову, летящего среди громов и молний, для того, чтобы поразить своим неотразимым ударом какого-либо страшного грешника, совершившего свое преступление так, что земное правосудие было бессильно покарать его. Вот почему в древности и в средние века никто не решался даже похоронить человека, убитого молнией. Если в наши времена, когда мы хорошо знаем, что в грозовых явлениях действуют простые проявления земного электричества, многие из нас чувствуют во время грозы какой-то инстинктивный страх, то что же было в древности, при полном непонимании причин этого явления?

Наше тревожное настроение во время грозы, вероятно, осталось в нас лишь как незначительный пережиток того ужаса, который чувствовали пред ней целые поколения наших предков. Только благодаря этому пережитку нам легко понимать и настроение древних, и то, почему через весь Апокалипсис, как типический образчик старинных гаданий, проходит от главы к главе одна сплошная канва из картин последовательного развития грозы, пронесшейся, в момент наблюдения автора Апокалипсиса, над островом Патмосом. Но эта канва изящно переплетена там с другой канвой из чисто астрологических картин, и чтобы ясно разделить обе эти канвы, я вам покажу сначала первую из них — грозовую, перелистав перед вами весь Апокалипсис от главы к главе, а затем мы пересмотрим и его астрологическую канву. Тогда вы сами наглядно убедитесь, что я здесь нисколько не фантазирую.

Начнем с VII главы, где автор художественно описывает то характерное затишье перед грозой, когда вся природа как бы притаилась и затихла при виде поднимающейся над голубым небом свинцово-сизой тучи, как бы грозящей обрушиться на землю. Здесь же вы увидите и тех четырех древне-греческих эолов, превратившихся в трубных ангелов, о которых я уже говорил вам при описании земли Косьмы Индикоплевста, относимом к VI веку. Вот как говорит об этом автор Апокалипсиса:

"Я увидел (вероятно, в очертаниях кучевых oблаков на горизонте) четырех ангелов, стоящих на четырех концах земли и удерживающих четыре ветра, чтобы не дул ветер ни на землю, ни на море, ни на какое-либо дерево" (начало главы VII).

Не правда ли, какая поэтическая картина затишья перед грозой? А вот как раз перед этими строками вы находите (в конце главы V) и описание самой грозовой тучи, как бы отодранной своей собственной тяжестью от голубого кристаллического свода древних и повисшей передним концом над землей, как полуразвернутый свиток старинного папируса:

"И часть неба отделилась, свернувшись, как свиток (в виде грозовой тучи), и всякая гора и сам остров будто сдвинулись (от страха) со своих мест. И цари земные, и полководцы, и богатые, и сильные, и свободные, и рабы укрылись в пещерах и под скалами гор и говорили горам и скалам: "обрушьтесь на нас и скройте нас от лица сидящего на троне (небес) и от гнева Овна (символ Христа), потому что пришел великий день его гнева, и кто может устоять?"

А в следующей главе VIII вы находите художественное описание и самой уже разразившейся грозы с каждым ударом ее грома, с каждой вспышкой ее молнии. Но для того, чтобы ясно понимать некоторые выражения этого места, вам нужно читать Апокалипсис в греческом подлиннике, а не в современных обычных переводах, где переводчики, пытаясь изложить книгу, не понимая ее смысла, естественно перевели слова подлинника неподходящими выражениями, совершенно искажающими первоначальный смысл. Так, греческое слово άγγελος (ангелос), которое означает вестник, гонец и по-гречески употребляется до сих пор в этом смысле, везде в обычных версиях переведено ангел, т.-е. совершенно частным, теологическим толкованием.³ Точно также необходимо припомнить, что молнии в грозах бывают двух родов: в одних—голубоватые, а в других кроваво-красные, заливающие весь горизонт как бы кровавым огнем. Этот цвет бывает у молний, главным образом, во время осенних гроз, когда в воздухе много водяных паров, разложение которых на кислород и водород, дающий в электрическом разряде красный спектр, и служит причиной этого зловещего кровавого оттенка. Мне каждый год приходилось наблюдать такие грозы в июле или в августе по вечерам у себя на родине в Ярославской губернии. А вот как описывает свою патмосскую грозу автор Апокалипсиса (гл. VIII).

"И я увидел семь гонцов (бури), стоящих перед богом (т.-е. на небе) с семью трубами (ветров, как указано у Индикоплевста) в руках"...

"Первый гонец протрубил, и произошли град и огонь, смешанные с кровью (блеснула среди града алая, кaк кровь, молния)" Они упали на землю и опалили (т.-е. озарили своим кровавым блеском) третью часть деревьев и всю земную траву. Второй гонец протрубил, и как бы большая гора огня (в виде отблеска молнии, ударившей за завесой дождя) упала на море. И третья часть моря стала, как кровь (от блеска этой молнии), и третья часть всех одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть плывущих судов (казалось) были повреждены".

"Третий гонец протрубил, и упало с неба большое (молниевидное) светило, горящее, как факел, на третью часть рек и источников суши. Полынь имя ему, потому что третья часть пресных вод острова сделалась (к тому времени) горька, как полынь (от нагнанной бурею морской воды), в знак того, что многие из людей умерли от вод, которые стали горьки".

"Четвертый гонец протрубил и поразил он (предполагаемым за тучами затмением) третью часть солнца и третью часть луны, и скрылась во мраке третья часть звезд, и потерял день третью часть своего света и стал подобен ночи" (как это и бывает, когда на солнце надвигается толстая грозовая туча).

"И видел, и слышал я тогда одного вестника, летевшего посреди неба и говорившего могучим криком:

" —Уай, уай! т.-е. горе, горе живущим на земле от трубных звуков трех гонцов, которые должны трубить после этого!"

В последних строках этой главы, как она дается по многим древним спискам, вы видите уже и образчик гадания но полету птиц, того самого гадания, какой употребляли и древние авгуры. Над автором во время грозы пролетела чайка с характерным для этой птицы, когда ее вспугнут, двойным криком: уай-уай! А так как по-гречески уай значит увы, то автор и истолковал ее крик в этом смысле.

В главе Χ "Откровения" излагается и дальнейшее типическое развитие этой грозы, при чем автор обнаруживает наглядно и природу своих гонцов, говоря, что они были в "облачной одежде", а затем описывает и радугу.

"И я видел другого могущественного гонца, спускающегося с неба (на горизонт) в облачной одежде. Над головой его была радуга, и солнце было напротив его, а ноги его, как огненные колонны... И поставил он свою правую ногу на море, а левую на землю и крикнул громовым звуком, как рычит лев, а семь раскатов грома проговорили голосами своими" (рис. 15).

Вы видите отсюда, что здесь, в Апокалипсисе, все надо понимать в буквальном смысле, а никак не иносказательно! Когда его автор говорит о граде, громе, дожде, молниях, то вы его так и понимайте! Только в таком случае вы и будете его понимать совершенно ясно и просто!

А вот в главе XI мы видим и окончание грозы, когда все небо прояснилось, и смеющееся Солнце окончательно выглянуло из туч, а вместе с ним, казалось, умиротворилась и просветлела природа, созерцая среди жемчуга капель, светящихся на омытых листьях, последнюю убегающую за горизонт грозовую тучу.

"Седьмой гонец (бури) протрубил,—пишет он,—и раздались в небесах могучие звуки, говорящие:

" — Отныне царство мира стало царством самого нашего властелина и его посвященного, и будет он царствовать в веках веков!..."

"И раскрылся (между туч) голубой шатер божий на небе, и появилась (радуга) хранительница обещания бога (Ною, что не будет второго потопа от дождевых вод), и произошли молнии, и громы, и шум, и большой град".

Теперь вы видите сами, как через весь Апокалипсис одной сплошной канвой проходит чудно-художественное описание грозы, пронесшейся над Патмосом во время наблюдения автора. В этой канве не забыта ни одна типическая картина развития грозы, начиная от тяжело свернувшейся, как свиток папируса, первой тучи и характерного затишья перед грозой. Вы видите здесь и каждый удар грома с кровавыми молниями, и радугу посредине грозы, и, наконец, окончание самой грозы с новой радугой и раскрывшимся окончательно шатром голубого неба. Напрасно говорят мне мои критики, будто я "толкую" образы Апокалипсиса "в смысле грозовых и астрологических кapтин". Я здесь не толкую ровно ничего, я только буквально понимаю то, что читаю, да и их именно прошу и убеждаю делать то же самое: пусть они попытаются читать Апокалипсис так, как они читают всякую другую книгу, а не толкуют иносказательно того, что совершенно ясно лишь при буквальном понимании и становится похожим на бред помешанного при всяких иносказательных толкованиях. А что касается того, что гаданья по облакам процветали в древности и даже в средние века, на это имеется много ясных указаний. Есть даже древне-еврейская "Книга громов" Моисея Ха-Дарсана,⁴ где объясняется, что значит, если гром грянет из того или другого созвездия. А в славянских "Громовниках" XV века, носящих ясные следы переводов с греческого, это приспособлено даже к земледелию. Так, например, говорится: "Овен загремит (т.-е. молния блеснет из тучи в Овне)— погибель плодам". "Скорпион загремит—голод будет", и так далее.⁵

ЛЕКЦИЯ ВТОРАЯ.

В предыдущей моей лекции я показал вам, каким образом через весь Апокалипсис проходят сплошной канвой последовательные картины грозы, пронесшейся над Патмосом во время наблюдений автора. Приняв ее за специальное указание Бога в ответ на его горячие мольбы показать ему каким-нибудь знамением, когда же, наконец, его учитель Иошуа-Спаситель воцарится па земле и прекратит царящие над миром гонения и несправедливости, он записал каждый эпизод грозы и истолковал его, как подсказывало ему горячее воображение и религиозный энтузиазм, в смысле ряда грозных ударов, которые разразятся над земными царями и сановниками господствующей церкви.

Характер их он вывел из характера развернувшихся перед ним грозовых явлений и, вероятно, из патмосского землетрясения, совпавшего случайно или даже находившегося в причинной связи с грозой. Последовательность же этих ударов божьего гнева он определил из последовательности их грозовых символов, а конец "грешного мира" отнес к последнему дню IV века, по астрологическим и каббалистическим (основанным на комбинациях чисел) соображениям.

Но, кроме грозовой канвы, через весь Апокалипсис проходит и переплетается с нею еще другая, чрезвычайно художественная канва. Это—описание картин звездного неба и, так сказать, первобытный гороскоп из положений планет, тщательно вычисленных автором для этого знаменательного дня, как исходного пункта его астрологических соображений.

Эта вторая канва Апокалипсиса еще более интересна для нас, чем первая. Если первая канва служит для понимания мистического настроения древнего мира, когда люди во всяком явлении природы искали скрытого, таинственного смысла, то вторая, астрологическая, канва не только вводит нас в тайны древней астрологии, но и дает возможность с астрономической точностью определить время возникновения Апокалипсиса, посредством указываемых в нем (в VI главе) положений планет в различных созвездиях небесной сферы.

Но для того, чтобы читатель снова видел, что я здесь не фантазирую и ничего не объясняю иносказательно, а прямо беру факты, приводимые в Апокалипсисе, как они есть, я покажу, и здесь, одну за другой, от главы к главе, важнейшие картины звездного неба, описанные в исследуемой нами книге.

Одну из таких явно астрономических картин мы уже видели в моей предыдущей лекции. Это — картина звездного неба с его 24 старцами — часами суток, с созвездиями Трона (ныне Касссиопеи) по одну сторону от северного полюса, как от центра вращения неба, и семью светильниками Большой Медведицы, горящими по другую сторону. Относительно того, что эти семь светильников—не что иное, как семь звезд Большой Медведицы, у нас не может быть ни малейшего сомнения уже по одному тому, что они показаны на небе и как раз напротив "Небесного Трона" (Кассиопеи), в справедливости чего может убедиться каждый из вас, кто пожелает посмотреть на звездное небо в первую же ясную ночь. Точно также и четыре животные, полные очей (звезд) спереди и сзади, внутри и около, т.-е. Телец, Лев, животное с головой, как у человека, и животное, подобное летящему орлу, должны быть помещаемы читателем в месте, буквально указанном автором, т.-е. на "стеклянном куполе"—небе древних (рис. 16).

А раз мы это сделаем, то тотчас и найдем их там всех четверых в виде соответствующих созвездий четырех времен года, т.-е. созвездий Тельца, Льва, Стрельца и Пегаса, и тогда все это место книги окажется чрезвычайно поэтическим описанием реальной действительности на небе.

Нельзя говорить,—как мне возражают некоторые,—что здесь автор иносказательно описал не созвездия четырех времен года, а каких-то мистических зверей, или херувимов древне-сирийского святилища, или четыре вероисповедания и т. д. Это все равно, что утверждать, будто в английском национальном гимне "God, save the King" (Боже, храни короля) под богом нужно понимать старинного арабского алхимика, а под королем—селитру, из которой он приготовлял свой философский камень. Такого рода иносказательные толкования пора, наконец, совершенно оставить при изучении Апокалипсиса и вообще принимать все выражения этой книги буквально, как мы понимаем их во всяких других обычных книгах. Если в моем исследовании Апокалипсиса⁶ и есть какая - либо заслуга, то она именно и заключается в том, что я первый подошел к этой книге просто, как ко всякой другой; в том, что я отбросил предварительно внушенное мне мнение, будто читаю галлюцинацию сумасшедшего, как только увидел, что здесь каждая фраза при буквальном понимании имеет совершенно реальный астрологический смысл.

Прочитав место о четырех животных и сразу увидев, что здесь дело идет об одной из самых любимых мною наук — об астрономии, я с жадностью начал читать Апокалипсис далее (в Алексеевском равелине Петропавловской крепости), чтобы найти там еще другие места в том же астрономическом роде.

И мои искания были не напрасны!

Едва я подошел к XII главе, как увидел там такое замечательное место:

"И появилось на небе (заметьте, опять на небе, а не в каком-нибудь другом месте) новое знамение великое и чудное: женщина, одетая солнцем, внизу ног ее была луна, а над головою ее венок из 12 звезд"...

До тех пор, пока вы смотрите на Апокалипсис, как на простое литературное произведение, это место кажется вам только очень поэтическим: что-то в роде Дианы, летящей на серпе Луны и притом еще в каком-то необыкновенном одеянии — в Солнце. Но взгляните на предмет без попыток иносказательного объяснения, примите все в буквальном смысле, и вы увидите, как все, здесь становится просто и ясно, не потеряв ни капли своей художественности и красоты! Припомните только, что среди 12 старинных Фигур в созвездиях Зодиака, по которым Солнце совершает свой ежегодный обход неба, есть одна (и только одна) женщина—в созвездии Девы (рис. 17), о которой я вам уже говорил ранее. Припомните, что каждый год в сентябре месяце Солнце действительно одевает эту женщину своими лучами, а внизу ног ее в один из 30 дней этого месяца действительно проходит Луна, а над головой Девы, когда она кульминирует, действительно находится группа звезд, называемая Волосами Вереники, где среди мелких, едва видимых глазом звездочек, можно насчитать 12 более крупных, — и вы увидите, что и здесь в Апокалипсисе вовсе не поэтическая фантазия, а еще более поэтическая действительность! И эта действительность, сверх того, находится в полном соответствии со всей остальной астрономической канвой Апокалипсиса, к которой принадлежат и вышеописанные созвездия четырех времен года, полные очей—звезд, спереди и сзади, внутри и около.

Это описание прохождения Солнца по созвездию Девы доставило мне еще и другое эстетическое удовольствие. Я уже говорил вам, что фигура Девы рисовалась на древних картах с колосом в руках и была сначала символом, обозначающим время жатвы. "Значит,—заключил я,—автор делал наблюдения в сентябре!" Я тотчас же нашел и подтверждение такому выводу в дальнейших главах Апокалипсиса, где сказано, что в это время виноград созрел на острове Патмосе, и уже была совершена жатва! Каков бы ни был год наблюдений автора, но я после этого уже знал, что книга была составлена осенью, в сентябре! Я с жадностью начал читать Апокалипсис далее, и снова в начале XIV главы нашел чрезвычайно яркий выход наружу той же самой астрологической канвы. Дело в том, что среди созвездий Зодиака, играющих особенную роль в астрологии, есть созвездие Овна (Κριός или Άρνίον), ежедневно восходящее как раз на востоке и заходящее как раз на западе. Автор и раньше много раз упоминает об этом созвездии, символизируя им Иисуса, принесенного, как ягненок, в жертву за грехи мира, и постоянно называет его этим самым именем — ягненок (Άρνίον). И здесь астрономическое значение названия несомненно, так как место своего Овна автор не раз указывает на том же небе .

"Я взглянул на небо, и вот Овен (рис. 18) стоит над Сионом", т.-е. взошел над скрещением двух небесных дорог: небесного экватора и эклиптики, где на египетских зодиаках (см. далее) рисовалась путеводящая дощечка в созвездии Рыб, а слово Сион (-циун) по-еврейски и значит путеводный знак, придорожная веха.⁷

И здесь все понятно. А затем начинается такое место, которое для астрономически не подготовленного человека и в самом деле может показаться бредом умалишенного.

В следующих строках рассказывается, что какой-то "вестник имеющий власть над огнем", вышел (в это время) от "Жертвенника", а другой "вестник с серпом потоптал ногами гроздья винограда, и разлилась кровь до самых конских узд!"

Что значит здесь вестник с серпом? Какой тут жертвенник? Какие конские узды? Ведь о конях во всей этой главе нет и речи! Вы ничего никогда здесь не разберете, пока не посмотрите на дело с астрономической точки зрения. Но как только вы встанете на нее, все вдруг сделается для вас просто и ясно. Дело в следующем:

Когда созвездие Овна восходит на патмосском горизонте, созвездие Девы должно только-что зайти, а вместе с нею и Солнце, которое было, как мы уже видели, в Деве. На западе спускается в это время на горизонт созвездие Волопаса (рис. 19), изображавшегося с серпом в руке. Оно как бы топчет в этот момент землю, где виднеется на горизонте звездочка Виноградарница (Vindemiatrix) .

Созвездие Жертвенника должно было в этот момент только-что зайти на юго-западе, и группа звезд Конские Узды, находящаяся в созвездии Возничего (рис. 19) виднелась из-за патмосского горизонта почти на самом севере. Огненно-кровавая полоса вечерней зари должна была при этих условиях разлиться как раз между созвездием Жертвенника и Конскими Уздами, что и указал автор в только-что приведенном месте. Здесь нет теперь для нас ничего странного! Все это место — только поэтическое описание захождения созвездия Волопаса над местом захода звездочки Виноградарниды и определение границ вечерней зари, как ее ежегодно можно было наблюдать на Патмосе в конце сентября за все первые века нашей эры.

Но особенно интересной с астрономической точки зрения является для нас VI глава, так как по описанному в ней положению планет легко определить с астрономической точностью, что наблюдения автора производились вечером 30 сентября 395 Юлианского года, ни на один день ранее, ни на один день позднее этой даты!

Прежде всего замечу, что планеты у древних астрологов очень часто изображались в виде коней. Причиной этому были, вероятно, их видимые перемещения скачками между звездами. Благодаря движению земли вокруг солнца, пути внешних планет кажутся нам не плавными, кругообразными, какими они являются на самом деле, а зигзаговидными или петлеобразными. Планета сначала быстро бросается вперед, затем останавливается, затем делает попятное движение, снова останавливается и снова делает прыжок вперед (рис. 20) и т. д., пока не обойдет кругом всего видимого неба и не начнет следующего обхода такими же скачками, но уже по новому пути.

Для нас, живущих после Коперника, в этом не только нет ничего удивительного, но именно так и должно быть. Вот прекрасный и простой опыт, который каждый из вас может повторить, возвратившись домой (рис. 21).

Я беру в руки карандаш, поднимаю его до уровня своих глаз, зажимаю один из них и смотрю другим, какое место на стене закрывает кончик этого карандаша? Затем, оставив карандаш неподвижным, начинаю качать головой, делая ею круговые движения. Мне кажется, что проекция конца карандаша вычеркивает на стене эллипс или двигается взад и вперед. Если же, не переставая кружить своей головой, я буду медленно двигать карандаш на вытянутой вперед руке вокруг себя, то мне будет казаться, что он описывает на стоящей за ним стене совершенно такие же петлеобразные фигуры, как и планета между звездами.

Причины в обоих случаях совершенно те же самые. Обращающийся вокруг моей шеи кончик карандаша представляет внешнюю планету, медленно и плавно обращающуюся вокруг солнца, а мой глаз, делающий вместе с головой круговые движения вокруг продолжения моей шеи, представляет землю, тоже обращающуюся вокруг солнца. Когда эта земля опережает кончик карандаша, мне кажется, что проекция его на стене производит попятное движение, как планета на фоне отдаленных звезд при тех же обстоятельствах. Когда же глаз отойдет при качании моей головы в противоположную сторону от кончика карандаша, мне кажется, что его проекция движется на стене вперед ускоренным путем.

Теперь вам стали ясны и зигзагообразные движения планет на видимом небосклоне, а вместе с тем сделалось понятным, почему на древних астрологических рисунках, и особенно монетах первых веков, мы часто видим изображения планет в виде коней, а созвездия, в которых они находятся,—в виде всадников на них. Я не буду приводить здесь многих образчиков, а укажу для примера (рис. 22 и 23) хоть на эти галльское монеты первых веков, взятые мною из "Astronomical Myths" Джона Блека, заимствовавшего их, в свою очередь, из книги Фламмариона "История неба", или наоборот.

Вверху второй (рис. 23) монеты вы видите сначала изображение трех звездочек, а посредине планету в виде скачущего коня. На ней сидит верхом Рак и держит в лапках узду, а внизу изображен Скорпион или Козерог. Это обозначает, что планета находилась в созвездии Рака и направлялась к Скорпиону или Козерогу. А на рис. 22 Конь S (Сатурн) скачет через урну Водолея. Таких монет не мало сохранилось до настоящего времени, а следовательно, и самый способ изображения планет и созвездий, в виде коней и всадников, был обычен для того времени. Замечу еще следующую важную вещь о каждой планете. Вследствие своего огненно - красного цвета, Марс для древних представлялся красным конем; Меркурий, которого почти никогда не бывает видно, — темным; Юпитер и Венера—яркими белыми конями, но отличить этих последних друг от друга большей частью было не трудно, потому что Венера никогда не удаляется от солнца дальше, чем на одно созвездие. Если Солнце, например, указано в Деве, как это сделано в Апокалипсисе, то и Венера может быть только в Деве же или во Льве, или в Весах, или в Скорпионе. Ни в каком другом созвездии она не может быть.

Что касается до Сатурна, то древние изображали его в виде мертвенно-бледного коня, но это не потому, чтобы он отличался мертвенно-бледным цветом. Я много раз наблюдал его простым глазом и в телескоп. В телескопе он (помимо своего кольца) представляется обыкновенным золотистым диском. При наблюдении же простым глазом, он мне казался большею частью несколько матовым сравнительно с другими светилами. Ничего мертвенно-бледного я в нем не замечал, а потому и думаю, что таким Сатурн был лишь в воображении древних. Этот воображаемый цвет был как бы тенью, упавшей на планету от ее зловещего в астрологии имени: Сатурн был богом смерти.

Когда я приступил в 1882 году в Алексеевском равелине Петропавловской крепости к чтению VI главы Апокалипсиса с такими предварительными сведениями, то она мне показалась чрезвычайно характерной; все указанные мной астрологические кони фигурировали в ней вместе с соответствующими созвездиями в виде всадников.

Я вам прочитаю начало этой главы по моему переводу с греческого, так как, повторяю, переводы астрологических мест ни на что не годны в церковных изданиях.

"И я видел, как Овен снял первую из семи печатей (т.-е. освободилось от oблаков со стороны Овна, повидимому, созвездие Стрельца) и одно из четырех животных (указанных вьше) проговорило мне, как бы голосом грома (уже описанной грозы):

" — Иди и гляди!

"Я сообразил положение звезд, и вот в том самом месте находился (по астрономическому расчету) ярко-белый⁸ конь (Юпитер), а у сидящего над ним (Стрельца) был лук и дан ему Венец и вышел он, победоносный, чтобы победить (рис. 24).

"Когда Овен снял вторую печать (т.-е. освободилось от облаков созвездие Персея), второе животное проговорило:

" — Иди и гляди!

"И ушел туда, по другую сторону, огненно-красный⁹ конь (Марс), и сидящему над ним (Персею) предоставлено снять мир с земли, чтобы люди убивали друг друга, и дан ему большой меч (рис. 25 и 26).

"Когда Овен снял третью печать (с созвездия Весов), третье животное проговорило:

"— Иди и гляди!

"Я взглянул, и вот в том самом месте и находился темный конь (планета-невидимка Mepкypий¹⁰) и у сидящего над ним (рис. 27) были в руке Весы. И я слышал шум (ветра?) посреди четырех животных, говорящий (планете торговли — Mepкypию ):

"— Дневная порция хлеба за динарий¹¹ и за динарий же три дневных порции ячменя! Но не вреди ни маслу, ни вину!

"Когда Овен снял четвертую печать, я услышал звук (грома?) от четвертого животного (со стороны созвездия Пегаса), проговоривший:

" — Иди и гляди!

"Я взглянул (на открывшееся от облаков новое место зодиакальной полосы), и вот там находился мертвенно-бледный конь (зловещая планета Сатурн), а поднимающемуся на него имя смерть ( Cкopпиoн, рис. 28), и подземное царство следовало за ним (Стрелец, Козерог, Водолей и обитатели бездн, Рыбы), и дана им власть над (прикрываемой им юго-восточной) четвертью земли, чтобы умерщвляли там людей мечом и голодом, и мором, и зверями земными".

Вы видите, что положения Марса, Юпитера, Сатурна и Меркурия описаны здесь совершенно ясно. Марс показан под астрологической фигурой, которой дан в руки большой меч,

Но с мечом над эклиптикой находится один Персей. Кроме, того, отмечен и астрологический смысл Марса, как планеты войны: ему приказано снять мир с земли. Значит, Марс был под Персеем. Меркурий назван темным конем, потому что действительно был невидим для Иоанна, подобно Луне, потемневшей при новолунии. Его атрибуты указаны тоже очень хорошо. Меркурий был планетой торговли, и здесь ему говорится: дневная порция хлеба за динарий и за динарий же три дневных порции ячменя.

Когда я прочел впервые это место в имевшемся у меня французском переводе, я был несколько удивлен, встретив там вместо Весы неопределенное выражение la mesure (мера).

Вероятно, здесь ошибка переводчика, подумал я, и мне очень захотелось узнать, как данное место обозначено в греческих списках. Через несколько лет¹² мне удалось достать один из них, и я с радостью увидел, что моя догадка подтвердилась: по-гречески здесь стояло слово ζυγός, специально употреблявшееся для созвездия Весов. Уже одно это обстоятельство показывает, что выражения Апокалипсиса никак нельзя истолковывать, а нужно понимать в буквальном смысле, и притом в астрономическом.

Юпитер здесь описан тоже не менее определенно, чем и Марс.

Он назван ярко-белым конем. Таких планет, как я говорил, только две: Юпитер и Венера. Но Венера не может быть в Стрельце, когда Солнце в Деве, как это указано Иоанном. Стрелец же, как созвездие, здесь определен замечательно хорошо. Он один среди зодиакальных фигур с луком в руках и Южным Венцом как раз под локтем руки. Точно так же дан и атрибут Юпитера — могущество. Он назван победоносным конем.

Сатурна здесь мы тоже видим с обычной для него у древних астрологов характеристикой. Он назван мертвенно - бледным (χλορός) конем, каким он всегда казался астрологам, а его свита и атрибут — подземное царство — тоже приведены в следующей строке. Затем сказано, что садящемуся на него имя — смерть. Созвездием смерти у астрологов всегда был Скорпион с его смертоносным жалом. Значит, Сатурн обозначен именно в Скорпионе .

Везде говорится, что автор указывает это положение планет для дня своего наблюдения, а никак не для какого-либо грядущего года.

"Значит, — пришло мне в голову при первом же чтении этой книги,—если бы мне удалось определить, когда все эти планеты были в указанных созвездиях, то я с астрономической точностью определил бы и год, в который написан Апокалипсис". Теория вероятностей прямо указывала мне, что если бы эта картина была фантазия автора, или мое понимание ошибочно, то я не нашел бы ни одного дня за первые шесть—семь столетий, в который означенные здесь планеты распределялись бы по указанным для них пунктам неба.

Но у меня не было тогда планетных эфемерид для такого исследования. Только через 20 лет одиночного заточения, в 1901 году, я получил, наконец, в Шлиссельбургской крепости возможность сделать необходимые вычисления и сейчас же принялся за них. Основой всей работы послужили мне положения Юпитера и Сатурна, как планет с наиболее длинными периодами обращения. Я вычислил прежде всего те годы, когда Юпитер был виден с земли в созвездии Стрельца, и получил первую колонку приводимой здесь таблицы за десять веков нашей эры и часть до нее. Затем вычислил все годы, когда Сатурн был в Скорпионе, и получил вторую колонку. После освобождения из Шлиссельбургской крепости я еще продолжил ее от минус 282 года за началом нашей эры и до 1723 года после нее (табл. I).

По описанию Иоанна необходимо, чтобы Юпитер был в тот же год в Стрельце, когда Сатурн в Скорпионе. Но, просмотрев полученные мною даты, я увидел (да и вы сами видите из таблицы I), что такого совпадения никогда не было за первые три столетия нашей эры и за два с половиной до нее. Искать же подобных сочетаний еще ранее — 282 года было бесполезно, так как автор явно христианин. Только в +395 году вы видите здесь первое необходимое совпадение местонахождений Юпитера и Сатурна (рис. 29) с их положениями, указанными в Апокалипсисе.¹³

ТАБЛИЦА I ,

показывающая, что от 282 года за началом нашей эры и до 1723 года после него одновременное пребывание Сатурна в созвездии Скорпиона, Юпитера в созвездии Стрельца и Марса в созвездии Овна (под Персеем) в осеннее время года было только в 395, 632, 1249 и 1486 годах нашей эры.

Годы, когда был Сатурн в средине созв. Скорпиона (250^осовр. долг.) гелиоц.

Годы, когда был Юпит. в средине созв. Стрельца (283^осовр. долг.) гелиоцентр.

Годы до начала нашей эры.

Начало нашей эры.

Годы после начала нашей эры.

ОСТАТКИ

от целого числа звездных оборотов

Марса до его прихода в созвездие

Овна под Персеем, когда Солнце

было в Деве (сентябрь – октябрь).

-282.49

-253.04

-223.58

-194.12

-164.66

-135.21

-105.75

-76.29

-16.84

-17.38

-281.94

-258.21

-222.63

-198.90

-163.32

-139.59

-104.01

-80.28

-44.70

-20.97

13.8

42.54

72.00

101.45

130.91

160.37

189.82

219.28

248.74

15.61

39.34

74.92

98.65

134.23

157.96

193.54

217.27

252.85

278.20

307.65

337.11

366.56

NB.395.99

425.48

454.95

484.40

513.85

543.31

572.77

602.23

631.68

661.14

690.59

276.58

312.16

335.89

371.47

*395.20

430.78

454.51

490.09

513.81

549.40

573.12

608.71

NB.632.43

668.02

691.74

Сравнительно

с_1847г.

0.367
0.90

*0.9987

0.620

0.260

0.36

0.99

0.62

Сравнительно

с_1832г.

0.39
0.92

*0.002

0.67

0.29

0.38

0.01

0.64

для 336г.
для 335г.

для 395г.NB.

для 454г.

для 513г.

для 578г.

для 632г.NB.

для 691г.

720.05

749.51

778.97

808.42

837.88

867.33

896.79

926.25

955.70

985.17

1014.62

1044.08

1073.54

1102.99

1132.45

727.33

751.05

786.64

810.36

834.09

869.67

905.26

928.98

964.57

988.29

1012.02

1047.61

1071.33

1106.92

1130.64

NB. Целое число звездных оборотов Марс дал в эту серию совпадений Сатурна и Юпитера только в 395 и хуже в 632 г. Но только 30 сентября 395 г. было воскресное новолуние в созвездии Девы, и имелись удовлетворительные положения и Венеры и Меркурия.

ОСТАТКИ

от целого числа звездных оборотов

Марса до его действительного прихода в созвездие Овна и под Персея, когда

Солнце было в Деве (сент. – окт.).

1161.91

1191.36

1220.82

1250.28

1279.74

1309.19

1338.65

1368.10

1387.56

1427.02

1456.47

1485.94

1515.39

1544.84

1166.23

1189.95

1225.54

NB.1249.26

1284.85

1308.57

1332.30

1367.88

1403.47

1427.19

1450.92

NB.1486.50

1510.22

1545.81

Сравнительно

с_1847г.

0.94

0.57

0.20

0.35

0.93

0.56

Сравнительно

с_1832г.

0.97

0.60

0.23

0.38

0.96

0.59

для 1249г.NB.

для 1308г.

для 1367г.

для 1427г.

для 1486г.NB.

для 1545г.

1574.31

1603.76

1633.22

1662.68

1692.13

1721.59

1581.39

1605.12

1628.84

1664.43

1688.15

1723.74

NB. Почти полное число звездных оборотов Марс дал в эту серию совпадений Юпитера и Сатурна только в 1249 и в 1486 г., но ни один из этих двух лет не удовлетворяет положению Венеры и Меркурия и новолунию в созвездии Девы в воскресенье.

Значит, решил я, книга была написана в 395 году.

Присутствие Солнца в Деве (и указание на жатву) определяет сентябрь месяц, а положение Луны определит мне, думал я, и самый день, так как Луна движется очень быстро.

Я сделал соответствующие вычисления и нашел, что Луна проходила (как показано в главе XII) под ногами Девы только 30 сентября (рис. 29). Значит, наблюдения Иоанна сделаны 30 сентября 395 года, ни днем ранее, ни днем позднее.

Таким образом, время появления книги определилось с астрономической точностью еще в то время, когда я был в Шлиссельбургской крепости.

Однако, Апокалипсис замечателен не только тем, что его время можно определить по планетам, но еще и тем, что в истине полученного результата можно убедиться рядом других точных способов. Вот некоторые из них:

В первой главе автор говорит, что видел все, описанное им, в воскресенье. Каким днем недели было 30 сентября 395 года?—задал я себе вопрос.— Если я ошибся, то, по теории вероятностей, должен выйти другой день. Я сделал вычисления и получил, что 30 сентября 395 года было действительно воскресенье.

Затем, в главе VI сказано, что огненно-красный конь — Марс — был под Персеем. Если мои выводы (сделанные только по Caтypну, Юпитеру, Солнцу и Луне) верны, то он тут и окажется; если же нет, то, по теории вероятностей, нельзя его и ожидать в этом месте неба. Я сделал вычисления и нашел, что 30 сентября 395 года Марс был под Персеем (рис. 30).

Потом, в той же главе сказано, что Меркурий был в Весах. Если мои определения верны, решил я снова, то он и окажется в Весах. Я сделал нужные вычисления и нашел Меркурия действительно в глубине созвездия Весов (рис. 27).

Затем в главе второй (2.28) сказано: "Побеждающему (т.-е. Змиедержцу, астральному символу спасителя мира, над которым стоит звездный Геркулес, избивающий дубиною змей, рис. 31) дам утреннюю звезду". Я сделал вычисление и нашел Венеру 30 сентября 395 года как раз в ногах Змиедержца (рис. 29).

Все планеты оказались на указанных местах.

Я мог бы вам привести целый ряд других подтверждений моей даты как в таком же астрономическом, так и в чисто историческом роде. Но для вас, как знакомых с астрономией, достаточно и этих, чтобы убедиться в том, что с точки зрения теории вероятностей вопрос о времени появления Апокалипсиса мы можем считать теперь окончательно решенным. Даже целые груды сомнительных сообщений из рук средневековых монахов не могли бы перевесить этих немногих астрономических выводов, подобно тому, как целые горы рукописных сообщений о нахождении какой-либо планеты не в том месте неба, в котором она дается современными астрономическими определениями, не могут поколебать утверждения астронома, проверившего свои вычисления.

Однако, чтобы раз навсегда покончить с этим вопросом, показав, что никаких других дат для Апокалипсиса астрономия не дает, я, после выхода из Шлиссельбургской крепости в конце 1905 года, проверил посредством Марса и все другие даваемые Юпитером и Сатурном даты. Это и сами вы можете сделать таким же простым способом, как я сейчас покажу. Я взял французские астрономические календари (Connaissance des temps) за 1817 и 1832 годы, когда Марс в конце сентября как раз был геоцентрически в том же самом положении, какое указано в Апокалипсисе. Понятно, что когда бы ни было указанное Иоанном положение, но полное число лет между ним и каждой из двух найденных мною дат в астрономических календарях должно нацело делиться на время среднего звездного обращения Марса, равное 1,880832... долям среднего земного звездного года. Значит, всякая дата, не удовлетворяющая этому требованию, т.-е. дающая остаток хотя бы в одну десятую долю звездного обращения Марса, уже не годна, так как Марс уйдет за это время почти на два созвездия от Овна и из-под Персея или настолько же не дойдет до них.

И что же оказалось? Читатель видит сам из приложенной выше таблицы I, что Марс только для 395 года дал удивительно точное совпадение. Дробный остаток от 1452 звездных лет, протекших между 395 и 1847 годами, оказался для 395 года только в 0,0001 долю звездного оборота Марса, т.-е. Марс был почти математически тут же и описывал псевдо-эпициклическую петлю S-образного вида от начала сентября 395 до февраля 396 года. Аналогичные случаи были только в 632 году, да еще уже в эпоху Возрождения в 1249 и 1486 годах.

Но в 632 году указанное в Апокалипсисе сентябрьское новолуние приходилось под 20 сентября, накануне воскресенья, и, кроме того, Венера была не в ногах Змиедержца, а в самой Деве, в нижнем соединении с Солнцем, и только один Меркурий был в созвездии Весов. А из случаев прохождения Сатурна, Юпитера и Марса через указанные в Апокалипсисе созвездия в 1249 и в 1486 годах вычисление дало: 1) на 1249 год новолуние приходилось накануне воскресения 14 сентября, когда Венера была действительно под Змиедержцем, но Меркурий был правее Солнца, в Деве, ближе к созвездию Льва. Конечно, он был тогда невидим в лучах утренней зари, и автор Апокалипсиса мог ошибиться в расчете его положения, но едва ли кто-нибудь решится сказать по этому поводу, что Апокалипсис написан 14 сентября 1249 года, тем более, что в это время были уже лучшие, чем в древности, способы вычисления планетных движений. 2) На 1486 год новолуние приходилось во вторник 26 сентября, а ближайшее воскресенье было 1 октября, когда Луна уже значительно ушла из-под ног Девы. И в этот раз Венера была под Змиедержцем, как показано в Апокалипсисе, но Меркурий был в Деве невидим, в верхнем соединении с Солнцем. С натяжками можно бы сказать и здесь, что автор мог ошибиться в определении места невидимого им Меркурия, но раз вычисление дало без всяких натяжек 30 сентября 395 года, то зачем предполагать подлог?

Мы прямо должны сказать: самое обстоятельное астрономическое вычисление на протяжении почти трех веков до начала нашей эры, и кончая нашими днями, не дает ни одного удовлетворительного решения относительно времени возникновения Апокалипсиса, кроме воскресного новолуния с солнечным затмением 30 сентября 395 года, и только в этот единственный день астрологическая картина неба, описанная Иоанном, подтвердилась современной астрономией в мельчайших подробностях.

Таким образом, вопрос о времени появления Апокалипсиса с астрономической точки зрения не может возбуждать более никаких сомнений. Он решен окончательно и навсегда, и с этим отныне приходится считаться всем серьезным историкам. Здесь им остается только одно: объяснить происхождение всех подложных цитат и рассуждений об этой книге, полученных из рук средневековых монахов и отнесенных ими к первым четырем векам христианства.

Но кто же мог быть автором Апокалипсиса? То, что эта книга писана Иоанном, — несомненно, так как он сам себя называет таким именем в первой и в последней главе Апокалипсиса. Но кто же был этот Иоанн?

Мне кажется, что такой вопрос не трудно решить из самого Апокалипсиса, зная, что он написан в 395 году.

В самом деле, мы имеем в рассматриваемой книге следующие указания на личность ее автора:

1) Автора звали Иоанном.

2) Он был христианским теологом и писал свои сочинения по-гречески.

3) Он жил в Малой Азии.

4) В 395 году, когда он писал Апокалипсис, он был в полном расцвете своих умственных сил; не был очень молод, так как говорит как человек с авторитетом, и не был очень стар, так как сохранил всю живость своего воображения.

5) Он был воспитан в богатой семье, так как превосходно описывает цвета всех драгоценных камней своего времени.

6) Он был чрезвычайно красноречив, хотя и с азиатизмами в своем языке, как это видно из многих мест книги.

7) Он превосходно знал астрономию и все науки своего времени.

Но в древности великие ораторы и писатели были не так часты, как теперь. Если мы найдем хоть одного, удовлетворяющего всем этим требованиям, то других не стоит и искать.

Вот почему по окончании астрономической обработки я принялся за изучение истории христианства первых четырех веков и, заглянув в 395 год, сейчас же наткнулся на такую знаменитость, как Иоанн Антиохийский, по прозванию Хризостом, или Златоуст .

Все в его жизни было как-будто нарочно приспособлено для того, чтобы признать его автором Апокалипсиса. В 395 году ему было между 40 — 50 годами. Перед этим он был каким-то оппозиционным пресвитером в Антиохии и легко мог попасть за чем-либо иди за что-либо на остров Патмос. Затем, через год после вычисленной нами даты, когда его громовое пророчество должно было уже распространиться в публике и навести на всех панику, его вдруг хватают, привозят под стражей в Константинополь и силой назначают константинопольским патриархом, чтобы он спас всех от грозящей беды. Апокалипсис признается на торжественном заседании Карфагенского собора в 397 г., т.-е. как раз через два года после его эффектного выхода в свет, священной книгой. Все христиане на Востоке, как показывают историки, начинают ждать кончины мира к концу IV века и объявляют всеобщее покаяние, а сам Иоанн мечет громы и молнии на византийских царей и духовенство, но ему все прощают вплоть до начала V века, перед которым, по его пророчеству, должен был притти на землю Иисус. Но Иисус не пришел, и на Иоанна вдруг обрушиваются все власти, и церковные, и государственные. Его низлагают, осуждают, под предлогом, что он оскорбил и религию, и империю, посылают в продолжение нескольких лет из одних мест ссылки в другие, более отдаленные, пока, наконец, он не умирает в изгнании.

Все в его биографии указывает, что он был автором Апокалипсиса. Почему же эту книгу отняли у него в следующем V веке и приписали другому лицу и веку, сфабриковав ряд подложных документов? Пусть это решают историки. Я могу настаивать здесь только на верности астрономической части моего исследования, и в заключение лишь повторяю вам то, о чем я говорил в начале моей первой лекции, т.-е. что знание естественных наук стало теперь необходимым для ясного понимания всех остальных. Кто мог бы подумать, что астрономия невидимо написала на небе и сохранила до наших дней время появления Апокалипсиса? А между тем оказалось именно так, и эта небесная запись, которой не мог ни уничтожить, ни исказить религиозный абсолютизм средних веков, обнаруживает перед нами целый ряд крупных подлогов в литературе первых четырех веков христианства и дает нам возможность, отличив в ней правду от лжи, восстановить историю возникновения и развития христианства в ее первоначальном виде.

Однако, спросите вы меня, о ком же пророчествовал Иоанн под именем "Великой твердыни "Врата господни" (Баб-Илу— по-библейски, Вавилон—по-гречески), матери блудников и всех мерзостей земли"?

О ком он говорил в главе XVIII: "Заплачут и зарыдают о ней купцы земные, потому что корабельные грузы их, пришедшие для нее, останутся непроданными: грузы золота и серебра, и драгоценных камней, и бисера, и тонких полотен, и шедка, и багряницы, и кипарисового дерева, и изделий из слоновой кости, и всяких произведений из дорогого дерева, железа, меди и мрамора. И не купит у них никто корицы и каждений, и священного мирра и ладана, и вина, и оливкового масла, и пшеницы, и жита, и крупного скота, и овец, и лошадей, и колесниц, и человеческих тел и душ".

Уже одно упоминание о ладане и мирре, о вине и елее, и о человеческих душах, как венце всего, наглядно показывает, что дело идет о тогдашней государственной Восточной Эллино-Египетской церкви, о Николаитской фракции, как ее далее называет Иоанн, т.-е. об одной из фракций, возникших еще на Никейском соборе, в противовес арианам и астрологам-оригенитам.

Это о ней говорит ему один из семи вестников неба (туч), выливших на землю семь последних чаш гнева божия:

"Пойдем, я покажу тебе приговор над Великой Самопродажницей, сидящей на множестве волн (народов). Ее покупали цари земные и вином ее безнравственности напоены все народы" (Ап. 17.2).

Иоанн увидел ее символ со своего пустынного патмосского берега в фигурах облаков над греческим архипелагом, напоминающих своим видом женщину, сидевшую на багряном семиголовом облаке-звере, с десятью рогами, внутри которого был символ богохульства (созвездие Самка Гидры, носящая на своей спине церковную Чашу, рис. 32 ).

"Эта женщина, — говорит он, — была одета в порфиру и багряницу (закатных облаков) и украшена золотом и жемчугом, и драгоценными камнями (вечерней зари). В руке ее была золотая чаша, наполненная мерзостью и нечистотой ее безнравственности, а на лбу надпись: Таинство,¹⁴ великая твердыня "Врата господни" (17.5). "Она была, — говорит он далее, — обагрена кровью ищущих правды и провозвестников Избавителя" (17.6).

"Выйди из нее, мой народ, — слышался Иоанну в шуме ветра голос с неба, — чтоб не участвовать в ее преступлениях и не принять ее наказания, потому что дошли до неба ее преступления, и вспомнил бог ее обиды..." "Сколько она гордилась и роскошествовала, столько же воздайте ей унижений и обид, потому что она говорит в своем сердце: сижу царицей, я не вдова и потому не увижу печали. Зато в один и тот же день придут на нее и напасти, и гибель, и унижение, и бедность и будет сожжена огнем, потому что силен бог, ее судья. И заплачут, и зарыдают о ней все цари земные, роскошествовавшие с нею, видя дым от ее пожара. Стоя вдали, из страха подвергнуться ее мучениям, они будут восклицать

"Горе, горе тебе, великая твердыня "Врата господни", сильная крепость! В один час решилась твоя судьба".

"И не будет в тебе слышно ни звуков играющих арфистов, ни голоса поющих, ни трубных звуков, ни музыки играющих на свирелях и других инструментах. Не будет в тебе более никакого художника и художества, и шума жерновов не будет более слышно в тебе. Свет светильника не заблестит в тебе, и не раздастся в тебе голос жениха и невесты, потому что земные вельможи входили с тобою в сделки и твоею смесью (в золотой чаше) введены в заблуждение все народы. И найдена в тебе кровь всех провозвестников истины и непорочных, и всех замученных за правду на земле" ( Aп. 18.24).¹⁵

Чтобы дать наглядную характеристику христианского мировоззрения этого времени в самых коротких чертах, я считаю самым лучшим способом привести здесь свою маленькую поэму об этом.

ИОАНН НА ПАТМОСЕ.

"Была ему звездная книга ясна,

И с ним говорила морская волна".

Е. Баратынский.

   В жестокие дни византийских царей

Погас ореол христианских идей,

Был деспоту продан Познания храм,

Где прежде курился наук фимиам,

И церковь навеки закрыла врата,

Для всех, ожидавших прихода Христа.

Был богом ее лишь телец золотой

Да гордый и пышный властитель земной.

   Тянулись года ожиданий и слез,

Но в мир не являлся распятый Христос,

Суровое царство насилий и зла

Глубокая вера сломить не смогла.

В земле истлевали остатки креста,

И новые люди не знали Христа.

   Вдали от селений и мира всего

Сходились в мольбах прозелиты его.

Там в говоре волн и движеньях светил

Им чудились зовы таинственных сил,

Сияющий купол бездонных небес

Стал полон для них бесконечных чудес,

И горы, и море, и лес, и трава —

Казались исполнены тайн божества.

   Овен наднебесный был символ того,

Кто к жизни восстал от креста своего,

В созвездии Девы жила его мать...

Привыкли они их кресты почитать,

Привыкли их видеть на небе ночном:

Над Девою первый, второй над Овном.¹⁶

   Их мысль уносилась туда, в небеса,

Где вещих созвездий идет полоса,

Как кони, планеты несутся по ней,

И видятся в ней очертанья зверей.

Ее через весь кристаллический свод

Овен лучезарный и тихий ведет,

Но каждые сутки от горьких измен

В подземное царство уходит Овен,

И плачет дождями небес глубина

О том, что с нее изгоняют Овна.

   В века вдохновенных мистических грез

Христос был Овен, и Овен был Христос,

А звезды ночные — в венках из лучей

Бессмертные души минувших людей.

II.

Светлее и чище из всех христиан

В душе этот культ сохранял Иоанн.

На солнечном зное, в глубокой тоске

Стоял он один на прибрежном песке.

За ним поднимался могучий утес,

Где пенился волн бесконечный хаос.

Печально он спрашивал море и лес:

— "Когда же придет избавитель с небес

"И сделает снова на радость векам

"Он храмом науки поруганный храм?"

И вот помрачилась небес глубина,

И в ветре услышал он голос Овна:

— "Среди бесконечных земных перемен

"Я тот же, что был, твой учитель — Овен.

"Я вижу смятенную душу твою

"И в буре тебе Откровенье даю.

"Иди на утес по надбрежной тропе,

"Я будущность мира открою тебе.

"В грозе разрешишь ты загадку веков.

"Отметь очертанья ее облаков,

"Запомни движенья планет и зверей

"И все, что увидишь сейчас у людей.

"В ней буду с тобою беседовать я—

"Конец и начало всего бытия".

III.

От страшной грозы содрогался Патмос,

Когда Иоанн поднялся на утес,

И солнце в просвет громоздившихся туч

Бросало на землю последний свой луч.

В раскатах валов у нависнувших скал

Торжественно голос могучий звучал:

   — "Я тот, кто в веках не прейдет никогда,

"Кто был в этом мире и будет всегда.

"Я Слово Познанья, я Голос Веков,

"Смотри, как своих я караю врагов!"

   И видел с вершины скалы Иоанн,

Как с воем и свистом летел ураган,

Зловещие тучи, как змеи, вились,

И волны, как звери, на берег неслись.

Из дали туманной, шумя и плеща,

Летела бесчисленных волн саранча,

И брызги их пены, как космы волос,

Повсюду внизу обвивали утес.

   И чувствовал сердцем своим Иоанн,

Как вещий ему говорил океан:

— "Утес—это тот, кто враждует с Овном,

"Кто сделал из Храма познанья — Содом.

"Он горд и высок, как небесная твердь,

"Но вот в облаках уж идет его смерть!"

   И видел с вершины скалы Иоанн,

Как новую тучу пригнал ураган.

Был страшен ее опускавшийся край,

Взлетевшие чайки кричали: "уай!"

Испуганно травы прижались к камням,

И трепет внизу пробежал по кустам.

Попрятались робко под скалы стада,

И люди бежали, не зная куда.

Под натиском бури утес задрожал,

И бок его с грохотом в море упал,

Посыпались глыбы земли в глубину

И тихо спустились к безмолвному дну.

И в громе послышался голос Овна:

— "Так всех ниспровергнет небес вышина,

"В чьем сердце завет мой навеки заглох,

"Что бог было Слово и Слово есть бог!"

Вверху появилося солнце из туч,

Могуче сверкнул его пламенный луч,

И радостно яркого света огни

Одели валы в золотые брони.

Раскрылись в красе голубой небеса,

От радуги яркой прошла полоса,

И радостно дома писал Иоанн

О всем, что поведал ему ураган.

IV .

   Лишь только окутался мглою Патмос,

Опять Иоанн поднялся на утес.

Умчалась за вечное море гроза,

Соленая пена не била в глаза,

Дремал в полумраке утес-великан,

И голос валов не звучал как орган.

Кровавой зари догорели огни,

От туч оставались обрывки одни.

   Среди освежившихся рощ и полян

С природой сливался душой Иоанн,

И ширь беспредельная мира всего

Казалась лишь частью его самого.

Таинственно травы шептались везде,

Звезда дружелюбно мерцала звезде,

И свиток лучистый—Дорога Светил,—

Как лестница в небо, вверху проходил;

Шесть было отделов на лестнице той,

И шесть оставалось внизу под землей.

По ней под влияньем таинственных сил

Свершались движенья небесных светил,

Как кони, планеты носились по ней,

И чудились там очертанья зверей.

Папируса свитком казалась она,

Из звезд выходили на ней письмена.

Никто из людей их не мог прочитать:

На каждой ступени лежала печать.

И долго смотрел Иоанн в небосклон,

Но видеть не мог лучезарных письмён.

Он спрашивал грустно и север и юг:

— "Кто сможет открыть запечатанный круг?"

   И вот на дорогу небесных светил

Овен лучезарный спокойно вступил,

И звезды, наполнив небес глубину,

Запели хвалебную песню Овну:

   — "Достоин ты свиток таинственный взять

"И тайну печатей с папируса снять.

"За нас оскорблен и замучен ты был,

"И кровью своею ты нас искупил.

"За это хвалу тебе петь мы пришли

"От всех языков и народов земли.

"Из нас, угнетенных, ты сделал царей,

"И смысл божества ты открыл для людей;

"Где прежде свободен был деспот один,

"Там каждый теперь над собой властелин.

"За это хвалу тебе петь мы пришли

"От всех языков и народов земли".

И тихо по вечной Дороге Светил

Все выше и выше Овен восходил.

Он сдвинул печати ночных облаков,

И взору открылась загадка веков:

Там ехал на Бледном коне Скорпион,

На Белом—Стрелец обходил небосклон,

На Красном—скрывался Воитель с мечом,

Весы колыхались над Темным конем,

И Смерть Придавивший Своею Пятой

Стоял в небесах над Вечерней звездой.

И тихо Овен Иоанну сказал:

   — "Грядущее мира ты здесь прочитал,

"То вестники тайных всевидящих сил

"Идут по предвечной Дороге Светил,

"А Смерть Придавивший Пятой—это я,

"Конец и начало всего бытия.

"Ты видишь: готово мое торжество!

"Я миру открою миров божество,

"Не будет в нем больше нп горя, ни слез,

"Я к людям спускаюсь—Овен и Христос!"

   Оделись стыдливо туманом поля,

И млела, влюбленная в Агнца, земля.

И дивные повести вечных светил

В ту ночь Иоанну Овен возвестил,

В них слышались гимны далеких веков,

В них чудился звон миновавших оков.

Звучали аккорды неведомых сил

И тихие зовы небесных светил,

В них бури душевной гремела гроза,

О Свете Померкшем дрожала слеза,

Сливалися с небом земля и моря,

И жизни грядущей горела заря.

   И все Иоанн средь утесов и скал

В великую книгу свою записал.

Увидел он первый в сияньи лучей

Грядущее братство и счастье людей,

И к Агнцу взывал он с восторгом в груди:

   — "Приди же скорее, Учитель, приди!"

Всякий ученый должен стремиться к установлению истины как в общих, так и в частных вопросах. К числу последних вопросов относится и разобранный мною здесь. И этот вопрос вовсе не так маловажен, как это может показаться с первого взгляда.

Не говоря уже о том, что непонятное до последнего времени астрологическое содержание Апокалипсиса делало его полторы тысячи лет источником крупнейших и вреднейших религиозных суеверий, — определение его даты и истинного смысла очень важно и с точки зрения всякого свободомыслящего человека. То, что я вам говорил здесь, есть новый и чрезвычайно важный прием исторической критики. Только этот прием и мог поставить Апокалипсис на его истинное место в хронологии крупных исторических событий. Отныне всякая книга, в которой трактуется Апокалипсис, должна быть относима не ранее, как к пятому веку.

Таким образом, история первых четырех веков христианства сразу освобождается от целой кучи загромождавшего и затемнявшего ее апокрифического средневекового хлама. Горизонт древнего мира открывается чистым и ясным для свободного и действительно научного исследования.

_____________________

¹ См. мою книгу "Откровение в грозе и буре". 1907 г.

² Bulletin de la Societe Astronomique de France. 1908 г., p. 503.

³В моей книге "Откровение в грозе и буре" я дал осмысленный, толковый перевод, единственный в настоящее время, по которому легко и просто понимается Апокалипсис даже человеком, мало знакомым с астрономией.

⁴ Moses ha Darsan "Sepher Reamim" (Книга громов). Первое издание в 1560 году.

⁵ См. подробнее в моей книге "Пророки", изд. 1914 г.

⁶ Николай Морозов. "Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса". Первое и второе изд. 1907 года. Там все это изложено подробно, а здесь привожу лишь резюме.

⁷ Отметим, что Овен на берегах Средиземного моря восходит прямо над этим "путеводным знаком".

⁸ По-гречески λενxυς— ярко-белый, блестящий. Отсюда латинское lux — свет. Относительно того, что дело здесь идет об Юпитере, нет сомнения, потому что другой ярко-белый конь — Венера не может быть в созвездии Стрельца, когда Солнце, как это указано в гл. XII ст. 1 Апокалипсиса, находится в созвездии Девы. Юпитера же характеризует и употребленный здесь эпитет: победоносный.

⁹ "И ушел туда, по другую сторону огненно-красный кoнь"—здесь дело, очевидно, идет о планете Марсе, так как только одна она огненно-красного цвета. Слова по другую сторону употреблены лишь по отношению к этому коню и показывают, что только Марс был во время наблюдения Иоанна под горизонтом против всех остальных планет.

¹⁰ Относительно того, что здесь дело идет о Меркурии, проходившем по созвездию Весов, не может быть сомнения. Это — самая слабо светящаяся из всех древних планет, в полном смысле слова планета-невидимка. Многие астрономы никогда не видали ее простым глазом, почему Иоанн и считал ее темной, подобно Луне в периоды ее невидимости. Притом же в следующих строках она определена ясно и по своим астрологическим свойствам: Меркурий был планетой торговли.

¹¹Динарий—римская монета, около 15 коп. Дневная же порция хлеба называлась — хиникс.
Здесь отголосок хлебного неурожая, так как указанная цена хлеба и ячменя чрезвычайно велика для того времени. Маслины же и виноградники, очевидно, обещали хороший урожай.

¹² Все эти соображения пришли мне в голову в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где все нерелигиозные книги были запрещены во время моего заточения.

¹³ В 335, 336 и 337 годах мы находим как бы неудавшуюся попытку на такие же сочетания Сатурна, Юпитера и Марса, но и для одних этих трех планет достаточного совпадения, как видим, еще нет. В 333 году Юпитер в сентябре пришел в средину созвездия Стрельца только гелиоцентрически, а геоцентрически был еще в начале его, а Сатурн в это время был еще в Весах, и только в январе 337 года Сатурн дошел до середины Скорпиона. Хотя в 336 году Сатурн мог бы уже считаться в Скорпионе, но Юпитер уже уходил из Стрельца, а Марс, как показывает третья колонка таблицы, был в это время на противоположной от Персея гeмисфере неба (см. далее в тексте). А в 337 году Юпитер был уже в Козероге. Однако, я все-таки сделал расчет остаточных планет и для 335 года, когда Сатурн и Марс все-таки были близки от указанных созвездий (в соседних от них). Вычисление осенних новолуний дало здесь две возможные даты:
1) Новолуние под четверг 4 сентября, и тогда апокалиптическая констелляция пришлась бы на воскресенье 7 сентября. Но в этом случае Венера была в противоположной от солнца стороне неба в Раке, и за "Побеждающего" пришлось бы принять разве только Ориона. Однако, Венера через него не проходит никогда и была очень далеко от него и удалялась еще более. Меркурий же был не в Весах, а в Деве, градусов на 7 левее Солнца. Значит, эта дата не годна.
2) Новолуние под пятницу 3 октября 335 года тоже не подходит. При нем Апокалипсис мог быть написан в воскресенье 5 октября 335 г. Однако, Венера в этот день была во Льве, а не под Змиедержцем, а Меркурий—в Деве, а не в Весах.
Таким образом при всех усилиях, и даже насилиях, мы не можем установить для времени возникновения Апокалипсиса ни одного срока ранее 30 сентября 395 года, начиная даже от III века за началом нашей эры. Далее вглубь веков я не вычислял по причине бесполезности.

¹⁴ По-гречески стоит μυστέριον—религиозное таинство, мистерия.

¹⁵ Подробное истолкование Апокалипсиса и его полный литературный перевод дан мною уже 16 лет назад в книге "Откровение в грозе и буре", I изд. 1907 г.

¹⁶ Осеннее и весеннее скрещения небесных эклиптики и экватора. Оно идет теперь перед Овном в ежесуточном вращении неба.

< Пред.		След. >

[Главная] Н.А.Морозов Христос. Том 1 ПРОЛОГ. АПОКАЛИПСИС с астрономической и исторической точек зрения

© 2001-2024. Все материалы сайта являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Права на электронные версии - Кирилл Люков, http://imperia.lirik.ru.
Публикация, перепечатка без разрешения правообладателя, цитирование без указания автора - запрещены.
Сделано в Лаборатории сайтов

Н.А.Морозов"История человеческой культуры в естественно-научном освещении".("Христос"). Том 1

ПРОЛОГ

АПОКАЛИПСИСс астрономической и исторической точек зрения.

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ.

ЛЕКЦИЯ ВТОРАЯ.

ИОАНН НА ПАТМОСЕ.

Н.А.Морозов
"История человеческой культуры в естественно-научном освещении".
("Христос"). Том 1

АПОКАЛИПСИС
с астрономической и исторической точек зрения.