О быте и нравах

Можно сколько угодно спорить, насколько раньше XIII века возникло язычество, и как: одновременно с протохристианством или греческим протоправославием, включавшим в себя иудаизм, христианство, мусульманство и буддизм, или раньше их всех, или позже. Однако нам представляется совершенно очевидным, что с XIII по XVI век язычество существовало параллельно с православием, католичеством, протестантизмом, исламом и т.д.

Впрочем, разве это новость?

Древние римляне Тертуллиан, Арнобий, Лактанций третировали философию как язычницу, говорят историки. А кем же эти авторы были сами?.. В современном понимании — язычниками. Однако и при них, и позже были мыслители, утверждавшие равенство “античной” философии и христианства.

Вот что сообщает об этом И. Крывелев:

“Юстин (ум. ок. 262) не только оправдывает античную философию, но и отводит ее деятелям, в том числе Сократу и Гераклиту, место в царствии небесном… Климент Александрийский (ок. 150 – ок. 215) утверждал полную совместимость языческой философии с христианством… Ориген (ок. 185–254) усматривал именно в христианстве завершение древней философии: последняя, по его мнению, подготовила христианство… Наконец, Августин (354–430) провозгласил положение о том, что истинная философия и истинная религия тождественны”.

Порфирий (232/233 – ок. 304) тоже считал, что разницы между христианством и языческим политеизмом нет: “Ведь если вы говорите, что при Боге состоят ангелы, недоступные страстям, бессмертные и по природе своей нетленные, которых мы называем богами вследствие их близости к божеству, то стоит ли спорить об имени, и не приходится ли думать, что разница только в названии?”

Цельс писал: “Совершенно безразлично, называть ли Бога, сущего над всеми, Зевсом, как это делают греки, или же каким-нибудь иным именем, как это мы встречаем — ну хотя бы у индийцев или же у египтян”. К тому же христиане, утверждал он, верят в демонов, которые по существу являются приближенными главного Бога и могут именоваться младшими богами, сатрапами и служителями главного Бога, хоть и называют их ангелами, иначе, чем эллинисты, но суть дела от этого не меняется.

О Цельсе хотелось бы сказать подробнее. В определенных кругах этого автора принято называть словом “антихристианин”, хотя его религиозные воззрения известны лишь со слов других, а от него самого до нас дошли только медицинские трактаты, прежде всего о свойствах минералов. Но вот, он — противник христианской идеи, и вполне грамотно рассуждает об основах веры.

Так когда же он жил?

Составители Большого энциклопедического словаря уверяют, что жил он в I веке до н.э. Но авторы трудов о его “антихристианстве”, сообразив, что кому бы то ни было, даже энциклопедисту Цельсу, было бы трудновато выступать против христианства до рождения самого Иисуса Христа, отводят ему место в I веке н.э. Переводчик и автор комментариев к трудам латинских медиков Ю.Ф. Шульц предлагает компромиссную дату: I век до н.э. – I век н.э. Но и в этом случае для критики христианства Цельсу следовало бы иметь, что критиковать: богословские трактаты, а их заведомо не было в традиционном I веке. Найджел Пенник и Пруденс Джонс в своей “Истории языческой Европы” решили проблему просто и без затей: “В 178 г. платоник Цельс написал “Истинное слово”, сочинение против христианства”...

ИЛЛЮСТРАЦИЯ СИНУСОИДА-1

По “римской” волне нашей синусоиды Цельс относится к линии № 5. И здесь мы отметим: за что ни схватись в школьной нашей, схоластической истории, какую сторону общественной или интеллектуальной деятельности ни возьми для анализа, непременно обнаружишь параллели между временами. В V веке (линия № 4 стандартной “греческой” синусоиды) сохранялось греческое уважение к интеллектуальному и мистическому знанию, и даже христианская церковь “синтезировалась” с некоторыми мистическими учениями. А как пишут Пенник и Джонс, также и “христианские маги тринадцатого столетия (линия № 5, – Авт.) претендовали на то, что они умеют (и именно так их и воспринимали) силой своего колдовского искусства управлять падшими и низшими духами”.

ИЛЛЮСТРАЦИЯ файл Перуджино

Подпись к илл.:

1498–1500. Картина кисти Перуджино. Исторические герои; сверху — аллегории Силы и Умеренности.

В IV веке (линия № 5) готы-наемники под управлением Алариха разграбили и разрушили языческие святилища в Греции; по этому поводу Пенник и Джонс сообщают: “языческие комментаторы-современники писали ... что это был настоящий “крестовый поход”. Не будем обращать внимания, что крестовые походы происходили существенно позже, и комментаторам IV века сравнивать происходящее было просто не с чем. Но в XIII веке, как раз на линии № 5, “истинные” западноевропейские христиане громили греческих христиан-“язычников” в ходе именно настоящего 4-го Крестового похода!

В начале нашей эры, по описанию Лукиана, в Сирии (и не только, надо думать), в практике — церемониальное жертвоприношение, которое “предвосхищает праздник в Упсале в Швеции, описанный Адамом Бременским тысячелетие спустя”. И это еще вопрос, что чего “предвосхищает”!

Мы приводили выше слова члена Римской академии Бартоломео Платины о том, что никто не был привержен к язычеству больше, чем сам папа: “Он по образу древних поместил в фундаменте своих построек огромное множество золотых, серебряных и медных монет”. О, древние, конечно, верили в колдовство и магию. Вопрос лишь в том, насколько “древни” эти древние.

Случай, когда по приказанию папы Павла II в фундамент постройки заложили целую гору монет и медалей, а Платина усмотрел в них языческий талисман, может быть, самый яркий. Или просто самый известный. Но ведь очевидно, что это не был первый в XV веке случай! Историки утверждают, что скульпторы того времени, откопав на задворках древние статуи, немедленно начинали подражать древним скульпторам. С натяжкой, но в это можно поверить. Однако, будем ли мы даже предполагать, что папа, не имеющий перед глазами многочисленных примеров магии и безгрешный, аки голубь, вдруг, обнаружив каким-нибудь чудом инструкцию по магическим обрядам, взял да и решил немного поподражать древним.

На самом деле, на протяжении всего XV столетия закладка зданий сопровождалась не только астрологическими, но и магическими процедурами. То же самое было и в XIV веке, в первые годы которого Гвидо Бонатти при закладке новых городских стен в Форли, дабы уберечь город от разрушения, разграбления и захвата, использовал талисман, конную статую, сооруженную и зарытую в землю по всем правилам астрологии и магии. Этот способ “страхования имущества” практиковался, конечно, издавна, и не одобрялся церковью (и кстати, его бытование объясняет причину, из-за которой в землю, на радость археологам, попало столь много статуй.) Когда шесть десятилетий спустя, при кардинале Альборносе истукан случайно был найден при раскопках, его показали народу в назидание и с предостережениями. Затем статую, вероятно, вновь зарыли; полувеком позже (в 1410), когда неприятельская попытка внезапно захватить Форли провалилась, народ радовался ее магической силе.

“Видимо, статуе радовались в последний раз: уже в следующем году город был все-таки захвачен”, — пишет Буккхард Якоб в книге “Культуры Италии в эпоху Возрождения”.

Мы приводим эти случаи ради подтверждения мысли, что сосуществование в одном и том же месте одновременно нескольких, будто бы взаимоисключающих культур — магии и развитой философии, христианства и язычества, не только возможно, но и подтверждается документально. И если мы видим, что магия существовала официально, невзирая на запреты, то представьте себе, сколь широко она была разлита в делах личных!

Ариосто в своей комедии “Некромант” собрал и воспроизвел все, чем она, магия, чаще всего проявлялась в обыденной жизни. Заклинания сопровождались самыми омерзительными действиями: например, нужно было выдернуть три зуба у мертвеца, вырвать ему ноготь из пальца и т.д., и т.п., так, что к концу действа несчастный, прибегнувший к магии, порой уже сам был почти покойником.

Буккхард Якоб сообщает, что однажды во время большого заклинания чуть не умер от страха Бенвенуто Челлини; и он, и его спутники пережили глубочайший ужас... Когда же и где происходил “сеанс”? В римском Колизее, в 1532 году.

Но практиковались и более ужасные вещи.

В 1480 году появилась папская булла, в которой особо указывалось на то, что пагубная магия (malleficium) пли колдовство, должна рассматриваться как ересь и потому подлежит надзору со стороны инквизиции. Колдовство стали трактовать, как сговор с дьяволом. А ведь мы только что приводили свидетельства, что магией занимались христианские священнослужители предшествующих XIII, XIV веков! Борьба с “сатанизмом” вылилась в борьбу с паствой, прежде всего женщинами, что является не выражением, а следствием женоненавистнических настроении, царивших в обществе в то время. Это было не преднамеренное преследование женщин, но борьба с дьяволом, ибо считалось: только женщины, единственные из человеческих созданий, могут быть до такой степени невежественными, чтобы позволить врагу рода людского завладеть собой.

Авторы “Молота ведьм” (1487) и других подобных сочинений обвиняли женщин в сексуальных извращениях и “фантазиях”, направленных против Бога и в помощь дьяволу.

“По-видимому, первой жертвой этого нового вида преступления, когда женщина обвинялась в сожительстве с дьяволом и производила ночные путешествия по воздуху на шабаш, нужно считать 56-летнюю аристократку из Тулузы — Анжелу Лабарт, у которой от сожительства с дьяволом родилось чудовище с волчьей головой и хвостом дракона... — пишет С. Лозинский. — Все эти факты с большой достоверностью, тем меньше исключающей сомнения, что Анжела сама созналась в еженощных совокуплениях с дьяволом, были установлены инквизитором Гуго Леонидом, который сжег преступницу на большом аутодафе в 1276 году”.

Историки сообщают, что в VII–VI веках до н.э. по горам Греции носились менады, разрывавшие детей на куски в сексуальном экстазе. Но вот же документы, показывающие, что за то же самое наказывали дев в Европе! (На тех же самых, заметим, “линиях веков” синусоиды.)

В булле Иннокентия VIII (1484–1492) против ереси ведьм Summis desidevantes говорилось:

“Не без мучительной боли мы узнали, что в некоторых частях Германии... очень многие лица обоего пола пренебрегли собственным спасением и, отвратившись от католической веры впали в плотский грех с демонами инкубами и суккубами и своим колдовством, чарованиями, заклинаниями и другими ужасными суеверными, порочными и преступными деяниями причиняют женщинам преждевременные роды, насылают порчу на приплод животных, хлебные злаки, виноград на лозах и плоды на деревьях, равно как портят мужчин, женщин, домашних и других животных...”

Вот статистика уничтожения ведьм, по данным, приведенным С. Лозинским:

В Женеве за короткий промежуток времени в 1542 году было сожжено 500 ведьм. В 1546 году тюремный смотритель донес городскому совету, что все тюрьмы переполнены ведьмами, и палач заявил, что сил одного человека недостаточно, чтобы справиться с палаческими обязанностями.

В небольшом Оснабрюке за три месяца в 1588 года была сожжена 121 ведьма, вокруг Оснабрюка пылают костры, и все женское население обречено на гибель. По официальным данным, в 20 деревнях кругом Трира в 1587–1593 годах было сожжено 306 человек, в двух деревнях осталось всего две женщины... В Кведлинбурге в 1589 году в один день погибло 133 человека. В Нейссе магистрат построил для ведьм специальную печь огромных размеров... В Манке в 1583 году иезуитам хитростью удалось изгнать из 16-летней девушки Анны Шлуттенбауер 12655 чертенят...

В местечке Эллингене за 8 месяцев 1590 года была сожжена 71 ведьма. В Эльфагене в 1612 году иезуиты возвели на костер 167 человек, а в Вестерштене за 2 года 600 человек. В местечке Герольцгофене в 1616 году было сожжено 99 ведьм, в следующем — 88.

Многие исследователи утверждают, что католическое духовенство хорошо разбиралось в вопросах черной магии и в той или иной мере прямо или косвенно было причастно к совершению черных месс в XV–XVI веках. Есть основания для предположения, что черная месса явилась не искажением и карикатурой на католическую мессу, а наоборот, существовала ранее католической мессы как самостоятельный культовый обряд. И лишь впоследствии была христианизирована путем замены некоторых песнопений другими, включающими слова “Дева”, “Христос” и другими, создающими ложную иллюзию малейшей связи с христианским богослужением.

Наиболее восприимчивыми к фантасмагорическим бредням были женщины и дети. Потому они и стали жертвами “войны с дьяволом”. С. Лозинский пишет в предисловии к “Молоту ведьм”:

“Безумие, разумеется, охватывало и детей. В 1669 г. в шведском округе Делакарлии у детей появилась какая-то болезнь, сопровождавшаяся обмороками и спазмами. Во время болезни дети рассказывали о какой-то местности Блакулла, куда их ночью приводят ведьмы и где происходит шабаш. Весь округ заволновался, и со всех сторон стали требовать строгого следствия... Нужно заметить, что выдающиеся шведские юристы оспаривали право сжигания людей на основе детских показаний. Однако духовенство не соглашалось с доводами юристов и ссылалось на псалом, в котором говорится, что устами младенца глаголет сама истина. Так дети стали жертвой всеобщего безумия и более того — вызывали гибель многих матерей...

Прорицания, колдовство, тайные обряды, свойственные и античности, и Средневековью по линиям № 5–7, естественно дополняются вакхическими обрядами. Ученый XVIII века Шампфлери писал:

“Странные увеселения происходили в соборах и монастырях при больших праздниках церкви в средние века и в эпоху Возрождения. Не только низшее духовенство участвует в веселых плясках и песнях, особенно на Пасхе и Рождестве, но даже и главнейшие церковные сановники. Монахи мужских монастырей плясали тогда с монашенками соседних женских, и епископы присоединялись к их веселью”.

Ну, если это было позволено клиру, то что говорить о мирянах! Конечно, в кальвинистской Женеве порядки были построже; высмеивали католическое духовенство и лютеране. В общем, в XV веке всем всё было ясно, если говорить о морали. Всё было ясно и Скалигеру. Но когда церковники ничего не стеснялись, то о какой научной этике можно говорить применительно к нему? “Подростковая” мораль Средневековья вполне позволяла ему не оглядываться на совесть. Так что приведенные выше сведения делают понятными многие вещи, о которых мы лишь догадывались. Например, становится ясным, что не из одного лишь злого умысла, а, можно сказать, руководствуясь благородными порывами души, Скалигер, этот “величайший ум человечества” растащил античность и Средневековье, “язычество” и христианство так, чтобы они не мешали друг другу.

В еще большую даль времен “улетели” ромейские храмовые вакханалии X–XI веков. Они попали во времена Хаммурапи. Если совместить траки нашей синусоиды, то получится, что задолго до XV века при храмах имелись божьи жены, божьи сестры и церковные блудницы. Эти последние назывались кадишты (от еврейского кадеш, святой). Последние были, возможно, чем-то вроде браманских баядерок, то есть храмовых танцовщиц и певиц, а божьи жены вроде средневековых христианских диаконисс, божьи сестры — что-то вроде монашенок, и к этому же разряду, как низшая ступень, прибавляются еще и божьи блудницы, а также и отдельно живущие блудницы. Очевидно, что эта профессия тоже считалась благочестивой, возможно, из подражания богоматери, родившей ребенка без мужа, ведь о христианской троице упоминается в предисловии к этому “кодексу”.

Если отнести появление Законов Хаммурапи к XI веку, то вполне понятно, что за несколько столетий, прошедших от него до XV века, вполне мог этот “институт” блудниц переродиться, во-первых, в прослойку богатых, культурных гетер, сведения о которых мы находим и в греческих текстах, и в “возрожденческой” литературе, а во-вторых — в институт монашеской проституции.

Вот что пишет о нравах, бытовавших в монастырях XV века, Александр Парадисис в романе “Жизнь и деятельность Бальтазара Коссы”. Хоть это и роман, здесь верно передана картина жизни в ту эпоху:

ИЛЛЮСТРАЦИЯ файл Симонетта

Подпись к илл.:

Пьеро ди Козимо. Так называемая Симонетта Веспуччи. Ок. 1500.

“От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первые веков христианства^* не осталось и следа, разложение церкви и нравов в них достигло невероятных размеров... Не способствовала строгости нравов и одежда монахинь, подчеркивавшая их природную красоту и стройность... Почти все монастыри Италии, пишет Родонаки, принимали мужчин-посетителей. В дни приемов монахини вызывающе громко рассказывали о своих детях… взбудораживая народ на улицах.

Одежда монахинь Рима также не отличалась скромностью. А флорентийские монахини, по свидетельству одного настоятеля мужского монастыря, посетившего Флоренцию, напоминали мифологических нимф, а не “христовых невест”. (Впрочем, что означало это выражение? Ведь Христос завещал делиться с ближним тем, что есть у тебя. – Авт.) Во многих монастырях были устроены театры и разрешалось давать представления, но играть в них могли только монахини...

Цельс, о проблемах с датировкой жизни которого мы говорили выше, видя это, вполне мог стать антихристианином. Тем более, живи он хоть в I веке до н.э., хоть в I веке н.э., по “римской” волне синусоиды его жизнь как раз выпадает на века этого повального разврата...

А вот еще кусочек из Александра Парадисиса:

“Во время карнавала в Венеции (а его там растягивали почти на полгода) женские монастыри превращались в танцевальные залы, заполнялись мужчинами в масках. Чем смешнее была маска, тем лучше принимался ее владелец”.

Здесь речь идет о карнавале XV века. Ничто не противоречит современным хронологическим представлениям. Ну, мораль... То, се... но в целом хотя бы понятно, когда происходят события.

Но вот вам еще одно описание карнавала. Вопрос: где и когда?

“...вместо колесниц практиковались водные выезды, отличавшиеся невероятным, фантастическим великолепием. Выезд Буцентавра во время приема ... описан как совершенно сказочный спектакль; его появление предварили бесчисленные корабли, украшенные коврами и гирляндами, с роскошно костюмированными юношами и девушками на палубах; на подъемных машинах здесь и там парили гении с атрибутами богов; другие гении, в обличье тритонов и нимф, сгруппировались внизу; повсюду пение, благоухание курений, трепещущие на ветру знамена, расшитые золотом. За Буцентавром же следовала такая масса барок всякого рода, что на милю кругом не было видно воды. Из прочих празднеств, помимо вышеупомянутой пантомимы, достойна упоминания, как нечто новое, регата с участием пятидесяти сильнейших девушек”.

Так историк Буккхард Якоб дает описание венецианского карнавала 1491 года. На карнавалах Средневековья, пишет он, “стали представлять триумфы древнеримских полководцев: во Флоренции — Паула Эмилия (при Лоренцо Великолепном), Камилла (при визите Льва X), оба под руководством живописца Франческо Граначчи”. Уместно спросить: а с чего же историк взял, что речь идет о триумфах именно “древне”-римских полководцев? Или иначе: насколько “древних”? Ни из этого описания, ни из всех последующих не могут быть сделаны никакие хронологические выводы об “античности”:

“В Риме первым подобающе обставленным празднеством такого рода был, при Павле II, триумф Августа после победы над Клеопатрой: здесь помимо шутовских и мифологических масок (которых и на античных триумфах было предостаточно) наличествовали и все прочие реквизиты — закованные в цепи цари, шелковые свитки с решениями народа и сената, костюмированный в античном стиле псевдосенат с эдилами, квесторами, преторами и проч., четыре колесницы с поющими масками и, конечно же, колесницы с трофеями. Прочие шествия более обо6щенно олицетворяли владычество древнего Рима над миром, и перед лицом реальной турецкой опасности здесь хвастали кавалькадой пленных турок на верблюдах. Позднее, на карнавале 1500 года, Цезарь Борджа, дерзко намекая на собственную особу, велел представить триумф Юлия Цезаря с одиннадцатью великолепными колесницами, возмутив тем самым прибывших на юбилей пилигримов”.

Это, напоминаем, текст историка. Прочтите его еще раз, отрешившись от знания дат, и вы увидите, что нет никакой разницы между античностью и ее возрождением. Даже в описании историка. Ничто, абсолютно ничто не дает знать, сколько лет прошло между Цезарем Борджа и Юлием Цезарем, сто пятьдесят, тысяча пятьсот или, скажем, пятнадцать тысяч.

“Красотой и вкусом были отмечены триумфы отвлеченного характера, представленные двумя соперничающими флорентийскими обществами на праздновании избрания папы Льва Х: один представлял три возраста человека, другой — мировые эпохи, изобретательно представленные в пяти картинах из истории Рима и в двух аллегориях, изображающих золотой век Сатурна и его окончательное воцарение. Изысканное оформление колесниц, когда за него брались великие флорентийские художники, производило такой эффект, что публика требовала постоянного, периодического повторения зрелища.

Эпоху Возрождения часто представляют, как время, когда люди, узнав о чудесной жизни в давно миновавшем “золотом веке”, начинают подражать “древним”. “В литературной традиции, кажется, вообще нет отчетливой границы между своим временем и античностью. Само требование украшенного произведениями искусства дома может быть обосновано текстами древних”, — пишет М.С. Тарасова. Так спросим же: вот эти, описанные здесь фестивали и карнавалы — это подражание, игра в “древность”, или все-таки жизнь? У игры и жизни разные законы!

ИЛЛЮСТРАЦИЯ файл Карнавал

Подпись к илл.:

Флорентийский мастер. Сцена городского гуляния. Роспись кассона (сундука). XV век.

Читая исторические трактаты, иногда ловишь себя на мысли, что “игра в переодевание” была как раз в “Древнем Риме”, а в средневековых Венеции, Сиене, Риме, Флоренции — не играли, а жили.

У России тоже было славное прошлое. И у нас в годовщины каких-либо побед люди тоже сбегаются поиграть. Бородинское сражение было всего-то двести лет назад. На празднике несколько десятков энтузиастов в ментиках и с ружьями бегают друг против друга. Прогуливаются господа в сюртуках с пистолетами, переряженные в Пьера Безухова. Но это игра, она кончается, все переодеваются и идут на работу.

В XV веке было иначе.

“Карнавал как таковой, взятый независимо от прочих больших процессий, вероятно, нигде не был столь многообразен, как в Риме. Состязания в беге были особенно богаты разновидностями: состязались между собой лошади, буйволы, ослы, а также старики, юноши, евреи и т.д. Павел II потчевал народ бесплатным угощением перед Палаццо ди Венеция, где он жил. Игрища на площади Навона, возможно, со времен античности никогда до конца не затухавшие, отличались воинственно-роскошным характером: они состояли из “сражения” всадников и парада вооруженных горожан. Маскарадная свобода нравов была чрезвычайно велика и удерживалась порой на протяжении нескольких месяцев. Сикст IV не гнушался разгуливать среди бесчисленных масок в самых многолюдных районах города, на Кампо дей Фьори и у Банки; однако же он не позволил им посетить Ватикан, хотя об этом и было уже договорено. При Иннокентии VIII безнравственность кардиналов, заметная и раньше, достигла высшей степени: на карнавале 1491 года они посылали друг другу колесницы, наполненные великолепно костюмированными масками, шутами и певцами, декламировавшими скандалезные стихи; их, конечно же, сопровождали всадники.

Да, это не игра в переодевание! Это жизнь.